Оливия хотела подбежать и обнять… но останавливается рядом. От Сигваля отчетливо несет гарью, кровью и смертью. Пыточными подвалами. Он смотрит на застывшую рядом Оливию, с усилием сглатывает, проводит ладонью по лицу.
Юн, наконец, обрывает песню.
— Что скажешь, Сиг?
Сигваль устало втягивает носом воздух.
— Это Каролине, — глухо говорит он. Смотрит на Оливию, прямо в глаза. — Вряд ли она додумалась сама, скорее Хеймонд подсказал. Или кто-то еще, из заинтересованных лиц. Исполняла девочка, приехавшая с обозом из Бейоны. Приказ отдавала принцесса Каролине. Это ее месть за то, что я выбрал тебя, а не ее. Очень удобно — всего лишь личная месть, девичья ревность. Теперь ход за мной.
Смотрит на Оливию. Долго. Так, словно ожидая совета, что делать теперь.
У Оливии нет таких советов.
— Ты уверен? — спрашивает она, и даже сама не узнает свой голос.
— Да, — говорит он.
Тишина…
— Что будешь делать? — наконец спрашивает Юн.
Сигваль качает головой.
— Мы поедем в Бейону, будем разбираться на месте. Заодно проследим, чтобы наши войска заняли Кероль. И за всем прочим проследим. Хватит, я уже насиделся в Таллеве.
— А я? — осторожно говорит Оливия.
На самом деле, она хочет, и боится задать главный вопрос.
— Ты поедешь со мной, — говорит Сигваль. — Я не могу оставить тебя здесь.
И все же… руки дрожат.
— Что будет с моей сестрой?
— Думаю, мне придется ее убить, — жестко и глухо говорит Сигваль.
В его глазах ни ненависти, ни сожаления… ничего. Пустые и страшные глаза, неживые.
Оливия зажмуривается, закусив губу… Она все понимает, но…
Как ей теперь быть?
А с ее отцом? После такого…
Если придется? Как ей поступить?
— Юн, иди к себе. Поспи. Мы обсудим потом, — говорит Сигваль.
Потом подходит к Оливии, останавливается в шаге от нее. Словно собирается обнять ее и не решается. Она тоже… Все так запуталось.
— Если хочешь, Лив, сегодня я буду спать у себя. А ты здесь. Я… даже не знаю, что тебе сказать.
Вдох-выдох… Мучительно разрывается сердце.
Ей придется выбирать.
35. Оливия, я с тобой
Он уходит спать к себе, и Оливия долго лежит на кровати в одиночестве. Сна нет. Какой уж тут сон?
Если Сигваль сделает это… то, что он… должен? Он ведь должен ответить. Оливия отвернется от него? Она отвернется от него уже сейчас? За то, что он, по сути, защищает ее, от людей, которые желают ей смерти? Несправедливо.
И он… он даже сейчас не пытается оправдываться и что-то доказывать. Он просто оставляет выбор за ней. Дает понять, что примет любое ее решение. По крайней мере — поймет.
Ее сестра. Ее отец. Ее родной город…
Она желает смерти сестре? Или отцу, который не мог не знать, и даже, скорее всего, подсказал Каролине…
Она сама сможет простить Каролине после такого? Будет желать смерти в ответ?
Оливия тихо встает в темноте. Идет, осторожно, на цыпочках. Открывает дверь… дверь приоткрыта, словно Сигваль хотел сказать ей: «надумаешь — заходи, я жду тебя».
С первого взгляда кажется — он спит. Лежит в кровати, под одеялом, отвернувшись. С краю кровати, словно специально оставив место для нее.
У него был безумно тяжелый день, он устал.
И все же, Оливия чувствует…
Он хочет, чтобы она пришла… он хочет, но тоже не знает, что сказать ей. И не станет давить.
Она подходит, тихо садится на кровать. Потом залезает под одеяло к нему.
Он поворачивается к ней. Так же молча. Да, он не спал. Смотрит на нее. Просто смотрит и ждет. В спальне совсем темно, его лицо едва различимо.
И даже нет слов. Оливия ведь собиралась сказать что-то, объяснить… но сейчас все это кажется бессмыслицей.
— Я люблю тебя, — говорит шепотом, едва слышно.
Он… выдох… такой короткий напряженный. И ожидание снова. Как это звучит для него? «Я люблю тебя и готова принять»? «Я люблю тебя, но это простить не могу»? Что?
И все же. Начни он оправдываться, говорить ей, что иначе нельзя, и она найдет кучу причин, почему на месть он не имеет права, почему так нельзя. Но сейчас… Он оставляет этот шаг ей.
— Я не могу ненавидеть тебя за то, что ты еще не сделал, — говорит Оливия. — Может быть, потом все изменится. Но сейчас — я не хочу выбирать. Если все это правда… я верю тебе, я знаю свою сестру, своего отца, я понимаю… Но у меня нет никого, кроме тебя, Сиг. Если даже семья так поступает со мной, то что мне остается?
Выдох, почти судорожный. Облегчение. И он рывком пододвигается к ней, сгребает в объятья, прижимает к себе. Губами к ее виску.
— Я с тобой, — говорит тихо и горячо.
Он хочет сказать что-то еще, но молчит. Что тут скажешь? Все заверения и обещания бессмысленны. Он просто будет рядом, будет защищать ее. А дальше — будет видно.
Все слишком сложно.
Сигваль молчит. Просто обнимает. Она чувствует, как он улыбается. Чувствует его колючую щеку. Его пальцы, которые гладят ее спину.
И в его объятьях тепло и спокойно, не выходит думать о плохом.
Невозможно думать о том, что будет дальше, иначе можно сойти с ума.