Амбалы Сигваля ставят Каролине на колени. Один держит ее руки за спиной, другой — за волосы, заставляя склонить голову.
Она даже орет — воет. Отчаянно и страшно, захлебываясь.
Сигваль подходит, не колеблясь, поднимает меч.
Один удар.
И крик обрывается.
— Голова вашей дочери, — все так же ровно и бесстрастно говорит Сигваль. — Как и обещал.
42. Оливия, не верь никому
Юн задумчиво перебирает струны лютни… там, снаружи. Даже не играя ничего конкретного, а просто так, скорее для того, чтобы Оливия слышала — он рядом. На улице дождь, мелкая навязчивая морось, что висит в воздухе весь день. Темнеет. Юн сидит там, закутавшись в плащ вместе с лютней, и что-то бренчит.
Где-то поют песни.
Зажгли свечи. Оливия пытается вышивать, надо же чем-то заняться. Ожидание изматывает, вестей нет. А теперь еще и это.
Сегодня к ним пришли. Они сидели, играли с Юном в шахматы… Этот человек, Леннарт Оттар, в отсутствии Сигваля — главный в лагере, новоявленный герцог Кероля, которому пока не удается вступить в свои права.
— Юнас! — резко требует он. — Нам нужно поговорить.
На Оливию он тщательно старается не смотреть, словно ее нет вовсе. Словно ему неловко.
— Что случилось? — Юн поднимается.
— Выйдем!
Вначале кажется — что-то с Сигвалем, что-то случилось. Что-то не так — это точно.
Они выходят из палатки, Леннарт хочет увести его, но Юн против. Оливия слышит их голоса совсем рядом. Юн не оставит свой пост.
— Мне велено не отходить далеко и не спускать глаз, — говорит он, отказываясь идти.
— Да? А трахать ее тебе тоже велено? Или сам, по своей инициативе?
— Ты сдурел? — искренне удивляется Юн. — Какого хрена?
Леннар объясняет.
Слуга, приносивший им обед, утверждает, что застал Юна и Оливию в постели. Прямо так, и Оливия с оголенной грудью и задранной юбкой, Юн по спущенными штанами. И еще, говорят, люди, проходившие рядом с шатром принца, слышали характерные звуки.
«А ангельский хор они не слышали, эти люди, — осведомляется Юн. — Или, может быть, видели зеленых чертей, распевающих похабные куплеты?»
«Чертей не видели, а вот куплеты слышали, в исполнении сам знаешь кого».
«Твою ж мать! — возмущается Юн. — И ты в это веришь?»
«Я слишком хорошо тебя знаю, — говорит Леннарт. — Знаю, в какие игры вы с Сигвалем играете, как бегаете за девочками и тащите в постель по очереди. Но сейчас это зашло слишком далеко».
«Да, бля, — говорит Юн. — Ничего не было!»
«Не подходи к ней». Жестко и страшно. «Пока Сигваль не вернется — не подходи».
Они еще пытаются что-то выяснять. Долго, но уже тише и чуть дальше отходят.
У Оливии сердце колотится.
Это неправда!
Как же можно так? Как можно говорить такое?
Что за выдумки? Это не случайно, и нужно ждать беды.
Даже при том, что Сигваль, Оливия уверена, поверит ей и поверит Юну. Он разберется. Но сейчас дело не в Сигвале. Сейчас, скорее всего, дело в том, что Юна пытаются убрать подальше, пробив брешь в ее защите. А потом… Им нужна не она, на самом деле, им нужен Сигваль. Она — лишь средство достижения цели.
Там, на улице, они что-то решают, Юн заходит. Этот Леннарт не слишком настаивает, видимо, тоже сомневается.
Юн смотрит на нее… Чуть смущенно. Все эти истории…
— Вы ведь слышали, Оливия? — говорит он. Хмуро.
Она кивает.
Что тут сказать?
Они оба знают, как было на самом деле.
— Не бойтесь, — говорит он. — Сиг приедет и разберется. Я буду сидеть снаружи, рядом. Все хорошо.
— Спасибо вам, — тихо говорит она.
— За что?
Сложный вопрос.
— Думаю, дело вовсе не в нас с вами, — говорит Оливия. — Это игры против Сигваля.
— Думаю, да, — соглашается Юн.
Он берет теплый плащ, потом, подумав, еще лютню, и выходит на улицу. Сидит там, совсем рядом. Оливия слышит, как едва ли не до ночи перебирает струны…
Так одиноко…
— Нет! — голос Юна снаружи. Раннее утро. — Вы не войдете!
Оливия подскакивает, пытается быстро одеться — на всякий случай.
Что там снова?
— Приказ принца Сигваля! — объявляет незнакомый настойчивый голос. — Принц приказал привести его жену к нему в Лурж!
— Нет, — говорит Юн. — Принцесса Оливия никуда не поедет. У меня приказ охранять ее здесь, и никого не подпускать. И отменить это может только личный приказ принца.
— Вы намерены ослушаться приказа?
— Я намерен ему подчиниться.
— Вот бумага, сэр Юнас! Вы не верите мне? Не верите печати?
— Дайте сюда, — говорит Юн. Какое-то движение там, и звук рвущейся бумаги. — Вот что я думаю, по этому поводу. Годится, разве что, подтереть задницу!
— Что вы себе позволяете!
— Юн! Хватит! — это голос Леннарта, Оливия стала узнавать. — Я читал это. Действительно его приказ, его печать, его почерк. Что ты творишь?
— Я не верю, — говорит Юн. — Никуда Оливия не поедет. Я не позволю.
— И как же вы собираетесь помешать?
— Как минимум — силой, — говорит Юн. Он намерен драться. Всерьез.
— Юн, не дури!
— Это он боится, что принцу станет известно, как он трахает тут его жену! — незнакомый голос. И гадкий смешок, один, потом подхватывают…
Очень хочется выглянуть и посмотреть на них, им в глаза… Но Оливия не станет этого делать. Если Юн не доверяет — она скорее прислушается к Юну, чем…