Женщины принца Сигваля

— С дороги! — голос того, первого, с приказом. — Если вы не подчиняетесь приказам, я вынужден убить вас.

Звон стали, слышно, как меч выходит из ножен.

Сколько людей у этого человека? Сколько людей у Юна? Тех, что без сомнений встанет с ним на защиту.

— Вы преследуете личные цели, сэр Юнас. Не подчиняетесь приказам принца.

Звон…

— Нет! Леннарт, не верь ему! — почти кричит Юн, очевидно, сила не на его стороне и это последний шанс. — Сиг спустит с тебя шкуру, когда вернется. Он бы никогда не прислал… этого за женой! Он приехал бы сам, здесь за день можно управиться. Он прислал бы Эсхейда! Он прислал бы Бьорна, Ульвара, но не этого! Кого-то, кому я бы мог доверять.

— Ты — доверять?..

— Да! Кому мог бы доверять именно я! Все эти бумажки ничего не значат. Им нужна принцесса, чтобы потом надавить на него. Ты не понимаешь. Ради ее безопасности, он хоть на плаху добровольно! Не делай этого.

Отчаянно сжимается сердце.

Оливия ждет… какое-то время там только тишина.

— Пойдем, поговорим, — наконец, требует Леннарт.

— Я останусь тут, — сурово говорит Юн. — Я буду сидеть тут, пока Сиг не вернется.

Как верный пес.

— Сэр Томас, — говорит Леннарт, — идемте со мной. Нам нужно поговорить.

— Вы совершаете ошибку, сэр Леннарт.

— Разберемся, — хмуро говорит тот. — И не хватайтесь за оружие, это лишнее. У меня в подчинении весь лагерь.

Страшно. Если даже до такого дошло…

Оливия понимает, что ее начинает трясти.

Слышно, как там, на улице, Юн берет лютню, перебирает струны… успокаивая…

43. Мария, город в огне

Он напился.

Он сидит сейчас на перевернутой бочке, опираясь ладонями о колени, навалившись, чуть покачиваясь. В стороне, отвернувшись от всех. Только что он блевал в кустах, теперь, вроде, отпустило. Отвратительно.

Интересно, так пить — обычное дело для остайнского принца?

Еще недавно он казался нечеловечески, непробиваемо хладнокровным, равнодушным, словно бездушная железка. Даже когда убивал Каролине. Когда жег город.

Цена равнодушия?

Ублюдок.

Они в лагере деларского короля Генриха.

Да, ее тоже увезли из дома. Ее и маленького Питера. О, оказывается, у нее есть брат. Нет, Мария знала, но не видела никогда. Ему восемь лет, он смешной, лопоухий и кудрявый, неуклюжий, как щенок. У отца была любовница. Впрочем, у него их было много, как говорят, но сына родила только одна. И даже не усомнишься, парень похож на Хеймонда как две капли воды… только уши торчат…

Ее увезут в Остайн, в Биргир, она станет женой старшего сына герцога… Аскеля, кажется. Он вдвое старше ее. Он уже был женат, но его жена умерла при родах, вместе с ребенком… Ей так сказали. У него четыре младших брата… или пять? Если подумать, не самый плохой вариант. Королевой, как Оливия, ей не быть, но могло быть и хуже. С ней могли обойтись, как Каролине…

Питера увезут в Делар. Отец подписал все бумаги, признал Питера своим сыном, теперь у него есть права на трон. Не очень твердые, но, все же, права. И будущий наследник будет воспитываться королем Генрихом… а, вернее, королевой Эйдис, сестрой Сигваля. Других прямых наследников нет.

Жениться снова и родить новых детей отцу не позволят.

Бейону уже поделили.

Отец пытался воспротивиться этому, хоть как-то. Но Сигваль приказал жечь город. Вынудил отца отдать приказ — чтобы армия не оказывала сопротивления. Сложно сопротивляться, когда войска Остайна и Делара уже заняли дворец.

Мария видела пламя, охватившее город, из окон. Едкий запах дыма до сих пор стоит в горле, мешая дышать. Дым разъедает глаза до слез. До отчаянья… Она запомнит Лурж таким — в огне. Поверженным. Раздавленным.

Впрочем, у принца своеобразное чувство справедливости.

Он позволил людям покинуть свои дома, забрать вещи. Говорят, мародерства почти не было, по крайней мере, со стороны его людей. Говорят, больше всего пострадали богатые купеческие кварталы. Просто дома знати — каменные, они плохо горят, а Сигваль жег без фанатизма. Показательный жест устрашения. Скучно жег, без азарта… Бедные кварталы на окраине не тронули вовсе — кому они нужны.

Говорят, принц сам выходил на улицы. От него до сих пор несет смолой и гарью. Тошнотворно. Он все делает сам. Сам судит, сам карает, своей рукой, не перекладывая на других.

Раньше Марии казалось — она понимает принца. Теперь, поглядев вот так, вблизи, без лишней шелухи… нет, не понимает. Не сходится.

Королева Эйдис подходит к нему. Так по-матерински треплет по волосам, прижимает его голову к себе… «мой мальчик».

— Иди спасть, Сиг, — слышно, как говорит она. — Ты трое суток не спал. Иди спать. Все закончилось.

Он шлет ее нахуй.

Но королева не обижается. Целует его в лоб.

— Принести тебе чего-нибудь?

Он качает головой. Пытается повернуться к ней, и едва не заваливается на бок. Эйдис что-то фыркает насмешливо. Он только отмахивается.

Невольно Марии приходит на ум — могла бы Каролине вот так подойти к ней самой, приласкать? Оливия? Оливия, наверно, могла бы, она всегда могла… но вряд ли стала бы. У них троих никогда не было теплых отношений. Мама любила Оливию больше всего… и Мария за это ее ненавидела. Все слишком сложно.

Что Мария делает здесь?