Женщины, раса, класс

Лично Элизу практически не затронула бесчеловечность рабства. Покорно, как и подобает женщине (в соответствии со стереотипом), смирилась она со своей судьбой рабыни и уповала на доброту хозяев. И только угроза ее материнским правам побудила ее распрямиться и вступить в борьбу. Как любая мать, готовая на все ради своего ребенка, Элиза, узнав, что хотят продать ее сына, ощущает необычайный прилив сил. Финансовые проблемы ее «доброго» хозяина вынуждают его продать дядю Тома и сына Элизы — Гарри, несмотря, разумеется, на состраданье и просьбы «доброй» хозяйки. Элиза, не раздумывая, бежит вместе со своим ребенком, так как «нет ничего сильнее материнской любви, превращающейся в безумие из–за приближающейся смертельной опасности»{72}. Здесь смелость Элизы–матери бесспорна.

Когда преследуемая охотниками за рабами Элиза оказалась на берегу непроходимой реки, покрытой тающим льдом, то «…полная той силы, которую дает господь человеку, доведенному до отчаяния, она дико вскрикнула и бросилась в мутную, бурлящую воду, вскарабкалась на льдину… Громко крича, она бежала все дальше и дальше, прыгая через разводья, скользя, спотыкаясь и падая… Туфли свалились у нее с ног, чулки были разорваны, исцарапанные ступни оставляли кровавые следы на льду. Но она ничего этого не замечала, не чувствовала боли и очнулась лишь тогда, когда увидела перед собой смутно, словно во сне, противоположный берег и человека, протягивающего ей руку»{73}. Неправдоподобность и мелодраматичность этого описания не имеют для Бичер Стоу особого значения, так как нежных христианских матерей наделяет сверхчеловеческими способностями сам Всевышний. Но дело, однако, в том, что Стоу, разделяя повсеместно принятый в XIX веке культ материнства, совершенно не смогла передать правдивую картину борьбы черных женщин против рабства. Сохранились многочисленные факты героизма рабынь–матерей. Этих женщин в отличие от Элизы побуждала защищать своих детей ненависть к рабству. Источником их силы была не какая–то мистическая материнская энергия, а конкретные условия жизни рабов. Некоторые, как Маргарет Гарнер, решались даже на убийство своих детей, лишь бы не видеть их мучений в жестоких оковах рабства. Элиза, напротив, совершенно безразлична к бесчеловечной сути рабовладения. Если бы не угроза продажи ее сына, она, возможно, счастливо прожила бы под благодетельной опекой своих «добрых» хозяев.

Тип, подобный Элизе, если он существовал вообще, безусловно, был аномалией среди огромного большинства черных женщин. И уже никоим образом Элиза не может претендовать на обобщенный образ всех тех женщин, которые трудились под ударами бича своих хозяев, создавали и защищали свои семьи, боролись против рабства, подвергались избиениям и насилиям, но никогда не сдавались.

Именно эти женщины передали своим потомкам — формально свободным черным женщинам — готовность к тяжелой работе, упорство, уверенность в себе, дух стойкости, сопротивления и борьбы за равные права с мужчиной, короче говоря, духовное наследие, определяющее новые критерии женственности.

Глава 2. Антирабовладельческое движение и возникновение движения за права женщин

Ф. Дуглас отмечал: «Когда напишут подлинную историю борьбы против рабства, то женщины займут на ее страницах достойное место, отвечающее их выдающемуся вкладу»{74}.

Это слова бывшего раба, человека, ставшего так тесно связанным с женским движением XIX века, что его с издевкой называли «мужчина, борющийся за права женщин» (тем самым считая его «белой вороной». — Прим. ред.){75}, Фредерик Дуглас, крупнейший черный аболиционист страны, был также наиболее выдающимся защитником женской эмансипации своего времени. За принципиальную поддержку во многом противоречивого женского движения Ф. Дугласа часто подвергали публичному осмеянию. Большинство мужчин той эпохи в случае подобного оскорбления своего мужского достоинства, не раздумывая, стали бы на его защиту. Но отношение Ф. Дугласа к равенству полов было непоколебимо, и он заявлял, что его совершенно не задевает ярлык «мужчины, борющегося за права женщин». «Я рад подчеркнуть, что никогда не стыдился такого прозвища»{76}. Ф. Дугласа побуждало к выдержке понимание того, что белых женщин стремятся отпугнуть от участия в антирабовладельческой кампании, обзывая «любовницами негров». Он понимал также ту незаменимую роль, которую эти женщины играли в аболиционистском движении благодаря их численности и решительности в борьбе за права негров{77}.