Женщины Цезаря

— Ты знаешь его по крайней мере так же хорошо, как я, Лабиен. Он просит меня оказать тебе любую помощь, какую смогу. И он также рассказывает мне о трудностях с евреями. А вот чего он не сообщил, — что планирует вернуться раньше, чем говорил мне.

Черные глаза блеснули, но не от смеха. Лабиен не понимал шуток.

— Так вот в чем дело! Значит, вместо блестящего плебейского трибуната мне лишь предстоит в законодательном порядке позволить Магну носить полные триумфальные регалии на играх.

— С киноварью на лице или без нее?

Это вызвало короткий смех.

— Ты же знаешь Магна, Цезарь! Он не измажет лица даже на своем собственном триумфе!

Постепенно Цезарь начинал лучше понимать ситуацию.

— Ты — клиент Магна? — спросил он.

— О да. Кто в Пицене не его клиент?

— Но все-таки ты не пошел с ним на Восток.

— Он не взял с собой Афрания и Петрейю, когда отправлялся очищать моря от пиратов. Но прихватил их, уходя воевать с царями. И еще Лоллия Паликана и Авла Габиния. Заметь, у меня нет сенаторского ценза, поэтому я не мог баллотироваться на должность квестора. Единственный путь в Сенат для бедного человека — стать плебейским трибуном, а потом попытаться накопить достаточно денег, чтобы новые цензоры позволили ему остаться в Сенате, — резко проговорил Лабиен.

— Я всегда думал, что Магн очень щедр. Разве он не предлагал тебе помощь?

— Он бережет свою щедрость для тех, кто может помочь ему в чем-либо по-крупному. Сначала он и мне обещал помощь.

— Но теперь, когда триумфальные регалии — это все, что ему нужно от трибуната, его обещания превратились в пустые слова.

— Именно.

Цезарь вздохнул, вытянул ноги.

— Я так понимаю, — сказал он, — что ты хочешь остаться в памяти Рима и после того, как твой год в коллегии трибунов закончится.

— Да, это так.

— Прошло много времени с тех пор, как мы оба были младшими военными трибунами у Ватии Исаврийского, и мне жаль, что минувшие годы плохо обошлись с тобой. К сожалению, мои собственные финансы не позволяют мне давать в долг даже мелкие суммы. И я понимаю, что не могу быть твоим патроном. Однако, Тит Лабиен, через четыре года я стану консулом, а это значит, что через пять лет уеду в провинцию. Я не намерен быть ручным губернатором в ручной провинции. Куда бы я ни пошел, везде найдется много дела для солдат. Мне понадобятся отличные люди на должность легатов. В частности, один легат со статусом пропретора, которому я мог бы доверять в кампании. Как в моем присутствии, так и без меня. Я помню, что у тебя есть военная жилка. Я заключу с тобой соглашение. Здесь и сейчас. Первое. Я подыщу для тебя какое-нибудь дело, пока ты будешь плебейским трибуном, и год твоего трибуната хорошо запомнят. И второе. Когда я поеду в свою провинцию проконсулом, я возьму тебя с собой как моего старшего легата со статусом пропретора, — сказал Цезарь.

Лабиен глубоко вдохнул.

— Я помню, Цезарь, что ты отличный воин. Как странно! Муция говорит, что ты заслуживаешь внимания. Она отзывается о тебе с большим уважением, чем о Магне.

— Муция?

Взгляд черных глаз оставался спокоен.

— Да, она.

— Ну-ну! Сколько человек знают? — спросил Цезарь.

— Никто, надеюсь.

— Разве он не запер ее в своей крепости, пока его нет? Обычно он так поступает.

— Она уже не ребенок. Если когда-нибудь вообще была ребенком, — сверкнул глазами Тит Лабиен. — Она — как я, у нее была трудная жизнь. Трудная жизнь учит. Мы находим выход.

— В следующий раз, когда ты увидишь ее, скажи ей, что я сохраню секрет, — улыбнулся Цезарь. — Если Магн узнает, от него помощи уже не жди. Так ты заинтересован в моем предложении?

— Очень заинтересован.

После ухода Лабиена Цезарь продолжал сидеть, не шевелясь. У Муции Терции есть любовник, и ей не пришлось выезжать из Пицена, чтобы найти его. Какой необычный выбор! Цезарь не мог вообразить троих мужчин более разных, нежели Марий-младший, Помпей Магн и Тит Лабиен. Матрона экспериментирует. Неужели Лабиен нравится ей больше других двоих? Или он — просто развлечение из-за одиночества и отсутствия широкого круга выбора?

Помпею, конечно, все станет известно. Любовники могут считать, что никто не узнает, но если их связь случилась в Пицене, разоблачение неизбежно. Из письма Помпея не видно, что кто-нибудь уже разболтал ему о прегрешениях жены, но это лишь вопрос времени. И тогда Тит Лабиен потеряет все, что мог дать ему Помпей. С другой стороны, очевидно, что надежды Лабиена на благосклонность Помпея уже испарились. Может быть, интрижка с Муцией Терцией и возникла у Лабиена из-за разочарования в Помпее? Весьма возможно.

Все это едва ли имело значение. Цезарь принялся размышлять над тем, как сделать так, чтобы год трибуната Лабиена запомнился римлянам. Трудная задача, если не невозможная — в сегодняшнем климате политической апатии и скучных магистратов. Единственной вещью, способной как-то расшевелить всех, являлся страшно радикальный закон о земле, согласно которому все общественные земли Рима должны быть розданы бедным. Но это вообще не понравится Помпею. Ему необходима земля для солдат.