Женщины Цезаря

— А что, разве ты не голосовал за него?

— Я не голосовал ни за него, ни за Гибрида.

— Ты голосовал за Катилину? — с удивлением спросил Лабиен.

— И за Силана. Честно говоря, я ни за кого не хотел голосовать, но совсем не голосовать нельзя. Иначе результат будет недействительным.

Щеки Цезаря горели, а в глазах, к удивлению Лабиена, были и лед, и пламя.

— Сядь, пожалуйста! — попросил плебейский трибун. — Я знаю, что ты не пьешь вина, но сегодня — исключение. Вино тебе поможет.

— Вино никогда не помогает, — категорически возразил Цезарь, однако сел. — Если я не ошибаюсь, Тит, твой дядя Квинт Лабиен погиб, забитый черепицей в курии Гостилия тридцать семь лет назад.

— Да. Вместе с Сатурнином, Луцием Эквицием и остальными.

— И какое у тебя отношение к этому?

— А какое у меня может быть к этому отношение? Непростительный, неконституционный акт! Они были римскими гражданами, а их не судили!

— Правильно. Однако они не были казнены официально. Их убили, чтобы избежать судебного процесса, поскольку ни Марий, ни Сулла не были уверены, что это не вызовет еще более ожесточенного насилия. Естественно, Сулла решил проблему, попросту прикончив всех. В те дни он был правой рукой Мария — быстрый, умный, жестокий. Пятнадцать человек умерли, чтобы не началось разжигающих ненависть судебных процессов. Прибыл флот с зерном, Марий распределил между гражданами хлеб по очень низкой цене. Рим успокоился, насытившись. И впоследствии раб Сцева один отвечал за убийство пятнадцати человек.

Лабиен нахмурился, добавил в вино еще воды.

— Хотел бы я знать, куда ты клонишь.

— Я знаю куда, Лабиен, в этом-то все и дело, — сказал Цезарь, обнажив в улыбке стиснутые зубы. — Возьмем этот сомнительный образец целесообразности республиканского законотворчества, senatus consultum de re publica defendenda, или, как Цицерон столь оригинально переименовал, senatus consultum ultimum. Декрет, изобретенный Сенатом на те случаи, когда никто не хочет назначать диктатора, который будет единолично принимать решения. И он оказался кстати, этот декрет, как показала история с Гаем Гракхом. Не говоря уже о Сатурнине, Лепиде и некоторых других.

— Я все еще не понимаю тебя, — сказал Лабиен.

Цезарь глубоко вздохнул.

— Сейчас опять у нас действует senatus consultum ultimum, Лабиен. Но посмотри, какая трансформация с ним произошла! В трактовке Цицерона он стал заслуживающим уважение, обязательным и в высшей степени удобным. Стоит только уговорить Сенат принять этот декрет — и под его защитой можно с пренебрежением относиться и к конституции, и к mos maiorum! Не меняя закона ни в чем, Цицерон воспользовался своим senatus consultum ultimum, чтобы перекрыть дыхательные пути Риму и сломать шеи римлянам — без суда, без церемонии, даже без уважения к приличиям! Те люди приняли смерть быстрее, чем солдаты в бою! И не неофициально, под градом черепичных осколков с крыши, а с полной санкции Сената Рима! Сената, который, по настоянию Цицерона, взял на себя функции судьи и присяжных! Как ты думаешь, Лабиен, что должна была чувствовать толпа на Форуме этим вечером? А я скажу тебе, что они думали: что отныне ни один римский гражданин не может быть уверен в своем неотъемлемом праве на судебное слушание, прежде чем его осудят. А этот так называемый «выдающийся человек», этот тщеславный и безответственный дурак Цицерон возомнил, что вытащил Сенат из крайне затруднительной ситуации наилучшим и чрезвычайно удобным способом! Согласен: да, для Сената это был легкий способ. Но для огромного большинства римских граждан, от первого класса до capite censi, сегодняшний поступок Цицерона означает конец неотъемлемого права на правосудие, если Сенат в будущем решит, что в условиях действия senatus consultum ultimum римляне должны умирать без суда, без надлежащего соблюдения закона! Что помешает повторению подобного, Лабиен? Скажи мне, что?

Вдруг почувствовав, что ему трудно дышать, Лабиен умудрился поставить бокал на стол, не пролив ни капли, потом воззрился на Цезаря так, словно встретил его впервые. Почему Цезарь видит так много последствий в тех случаях, когда больше никто этого не замечает? Почему он, Тит Лабиен, не понял, что совершил Цицерон на самом деле? О боги, даже Цицерон не понимал этого! Только Цезарь понял. Те, кто голосовали против казни, поступили так потому, что их сердца не могли одобрить ее, или потому, что нащупывали истину, подобно слепым, спорившим, что такое слон.