Женщины Цезаря

Поэтому Луций Пизон, городской претор, грозно посмотрел на кредиторов своего родственника и отложил решение до тех пор, пока тщательно не изучит каждую из огромных пачек документов, представленных ему. А вынести грозный взгляд Луция Пизона было нелегко, ибо он был одним из самых высоких и самых смуглых аристократов в Риме, с огромными густыми черными бровями. Когда же его грозный взгляд сопровождался еще и оскалом зубов, черных и грязно-желтых, люди шарахались в ужасе, поскольку городской претор казался в этот миг свирепым людоедом.

Естественно, ростовщики ожидали, что решение будет принято тут же, на месте, но те из них, кто открыл было рот, чтобы протестовать и даже настаивать, чтобы городской претор поторопился, так как он имеет дело с очень влиятельными людьми, теперь решили промолчать и возвратиться через два дня, как было им велено.

Луция Пизона отличали не только внушительная внешность, но и ум, поэтому он не стал закрывать трибунал сразу же после того, как удалились опечаленные истцы. Обед подождет. Он продолжал заниматься делами, пока не зашло солнце и его небольшой штат не начал зевать. К этому времени на Нижнем Форуме почти никого не осталось. Околачивалось там только несколько довольно подозрительных лиц, старавшихся остаться незамеченными в колодце комиций, но поглядывавших на верхний ярус. Судебные приставы ростовщиков? Определенно.

После короткого разговора с шестью ликторами Луций Пизон ушел по Священной улице в направлении к Велии. Судебные приставы пошли за ним. Когда Пизон проходил мимо Общественного дома, он даже не взглянул на него. Напротив входа в портик Маргарита он остановился и наклонился, чтобы что-то проделать со своим сапогом. Все шесть ликторов плотно окружили его — очевидно, чтобы помочь. Затем он выпрямился и продолжил путь, далеко опережая тех подозрительных лиц, которые тоже остановились, когда остановился он.

Чего они не могли рассмотреть издалека, — что высокую фигуру в тоге с пурпурной полосой теперь сопровождали только пять ликторов. Луций Пизон поменялся тогами со своим самым высоким ликтором и остался в портике. Там он нашел выход со стороны Общественного дома и выбрался на пустырь, куда владельцы магазинов выбрасывали мусор. Луций Пизон свернул простую белую тогу ликтора и сунул в пустой ящик. Перелезать в тоге через стену сада перистиля Цезаря не совсем удобно.

— Надеюсь, — сказал он, входя в кабинет Цезаря, одетый только в тунику, — что у тебя найдется приличное вино в этом ужасно изысканном графине.

Мало кто видел пораженного Цезаря. А вот Луций Пизон — видел.

— Как ты попал сюда? — спросил Цезарь, наливая вино.

— Говорят, таким же способом убежал отсюда Публий Клодий.

— Удирать от разгневанного мужа в твоем возрасте? Стыдно, Пизон!

— Нет, не от мужа. От ростовщиков, — ответил Пизон, жадно поглощая вино.

— А-а! — Цезарь сел. — Угощайся, Пизон, ты заработал все содержимое моего погреба. Что случилось?

— Четыре часа назад ко мне пришли твои кредиторы — я бы сказал, довольно вредные, — требуя наложить арест на твое губернаторское жалованье. Они вели себя довольно странно. Их приспешники отогнали от трибунала всех любопытных. Они изложили дело сугубо конфиденциально. Из чего я заключил, что они не хотели, чтобы кто-нибудь побежал к тебе и сообщил о происходящем. Странно, если не сказать больше. — Пизон встал и налил себе еще вина. — Весь день за мной следили, даже провожали домой. Но я поменялся тогами с одним из моих ликторов и пробрался через соседние магазины. За Общественным домом следят. Я заметил это, когда поднимался вверх по холму.

— Тогда я выйду из дома так же, как вошел ты. Я пересеку померий сегодня ночью и приму губернаторские полномочия. Если я уже буду обладать империем, никто не сможет меня тронуть.

— Дай мне разрешение на получение твоего жалованья завтра утром, и я принесу его тебе на Марсово поле. Было бы лучше поместить его здесь, но кто знает, что могут измыслить «хорошие люди». Они действительно всерьез взялись за тебя, Цезарь.

— Знаю.

— Не думаю, — сказал Пизон, опять грозно хмурясь, — что тебе удастся заплатить этим негодяям хоть часть долга.

— Сегодня ночью я увижусь с Марком Крассом.

— Ты хочешь сказать, — удивился Луций Пизон, — что можешь пойти к Марку Крассу? Тогда почему ты не пошел к нему несколько месяцев назад? Годы назад?

— Он — друг, я не могу просить у него.

— Да, понимаю, хотя я сам не был бы таким упрямым. Но я — не Юлий. Для Юлия очень тяжело быть кому-нибудь обязанным, да?

— Да. Но он сам предложил. Так мне легче.

— Пиши разрешение, Цезарь. Ты не можешь послать за едой, а я умираю от голода. Так что я должен спешить домой. Кроме того, Рутилия будет волноваться.

— Если ты голоден, Пизон, я могу накормить тебя, — сказал Цезарь, принимаясь писать разрешение. — Моему личному штату можно доверять.

— Нет, у тебя много дел.

Письмо было написано, сложено, и Цезарь запечатал его своим кольцом.

— Нет необходимости перелезать через стену, есть более достойный выход. Весталки уже разошлись по своим комнатам. Ты можешь выйти через их боковую дверь.