Женщины Цезаря

Лукулл встал на колени и заплакал, пуская слюни. Он умолял о прощении так, как покоренный князек мог бы умолять царя Митридата или царя Тиграна, а Сенат в ужасе смотрел на эту драму. Это было неприлично и унижало всех присутствующих в курии сенаторов.

— Ликторы, уведите его домой, — приказал Цезарь.

Все продолжали молчать. Два ликтора из числа принадлежавших старшему консулу осторожно взяли Лукулла под руки, подняли и вывели его, плачущего и стонущего, из помещения.

— Очень хорошо, — проговорил Цезарь. — Так как же мы поступим? Согласна ли Палата ратифицировать восточные соглашения или я представлю их плебсу как lex Vatiniae?

— Тащи свой хлам плебсу! — крикнул Бибул.

— Тащи плебсу! — повторил Катон.

Когда Цезарь объявил голосование, почти никто не встал справа от него. Сенат решил, что любая альтернатива предпочтительнее. Нельзя разрешить Цезарю поступать по-своему. Пусть Цезарь несет этот законопроект плебсу. Там все увидят, что это — свидетельство высокомерия Помпея и самоуверенности Цезаря. Никому не нравится, когда им управляют, а сегодня поведение Цезаря отчаянно смахивало на самоуправство. Лучше уж умереть, чем жить еще при одном диктаторе.

— Им это не понравилось, и Помпей очень расстроен, — сказал Красc после этого очень короткого собрания.

— Какой выбор они мне оставили, Марк? Что я должен делать? Ничего? — раздраженно спросил Цезарь.

— Фактически ничего, — ответил хороший друг, отлично зная, что на его слова не обратят внимания. — Они знают, что ты любишь работать, они знают, что ты любишь доводить дело до конца. Твой консульский год сведется к поединку. Вы с Бибулом так и будете разбираться, чья сила воли сильнее. Им очень не нравится, когда их принуждают к чему-либо. Им очень не нравится, когда им говорят, что они — сборище боязливых старух. Они ненавидят любое проявление силы. Ты не виноват. Ты — прирожденный автократ, Гай. И постепенно проявляется твоя неслыханная мощь, похожая на два боевых тарана, ударяющих синхронно. Boni — твои естественные враги. Но ты превращаешь во врага весь Сенат. Я смотрел на их лица, пока Лукулл пресмыкался у твоих ног. Он не собирался подавать пример. Он слишком стар, чтобы быть таким хитрым, но тем не менее он послужил примером. Каждый из них увидел в нем себя — стоящего на коленях и умоляющего о прощении, пока ты высишься над ними, как монарх.

— Это же абсолютная чушь!

— Для тебя — да. Для них — нет. Если ты хочешь моего совета, Цезарь, тогда до конца года ничего не делай. Оставь ратификацию Востока, оставь законопроект о земле. Сиди и улыбайся, соглашайся с ними, лижи им задницы. Тогда, может быть, они простят тебя.

— Я скорее присоединюсь к Лукуллу на том островке в Нашем море, чем буду лизать им задницы! — сквозь зубы пробормотал Цезарь.

Красc вздохнул.

— Я так и думал, что ты это скажешь. В таком случае, Цезарь, решай сам.

— Ты хочешь меня покинуть?

— Нет. Для этого я слишком деловой человек. Ты добиваешься доходов для делового мира, поэтому комиций дадут тебе все, чего ты захочешь. Но лучше приглядывай за Помпеем. Он более ненадежен, чем я. Он просто спит и видит себя среди нас.

Итак, Публий Ватиний вынес на Плебейское собрание вопрос о ратификации восточных соглашений в серии законов, исходящих из начального общего закона относительно действий Помпея. Но проблема заключалась в том, что после начальной эйфории плебсу надоело это бесконечное законотворчество, и он призвал Ватиния поскорее кончать с тягомотиной. Без указаний Цезаря (который был верен своему слову не руководить Ватинием) сын нового римского гражданина из Альбы Фуценции ничего не понимал ни в назначении дани, ни в определении границ царств. Поэтому плебс допускал грубые ошибки от акта к акту, постоянно занижая дань и слишком туманно определяя границы. Boni, со своей стороны, допустили все это, поскольку в течение всего месяца им не удалось наложить вето ни на один аспект деятельности Ватиния. Они решили жаловаться — громко и долго — после того, как все это закончится, и использовать происходящее как пример того, что происходит, когда прерогативы Сената узурпируются законодательными органами. Но Цезарь их предупредил:

— Не приходите ко мне плакаться! У вас был шанс, но вы отказались им воспользоваться. Жалуйтесь теперь плебсу. Или, что еще лучше, коль скоро вы отказались выполнять свои обязанности, научите плебс, как составлять договоры и определять дань. Кажется, теперь именно плебсу и предстоит это делать. Прецедент уже есть.

Но все это бледнело перед перспективой голосования в Трибутном собрании по вопросу о земле. Прошло достаточно времени и предварительных обсуждений. На восемнадцатый день февраля Цезарь созвал для голосования Трибутное собрание — несмотря на то, что в этом месяце фасции были у Бибула.