Женщины Цезаря

Курион понял это замечание уже на следующем собрании, когда Клодий объявил, что изменит условия работы римских цензоров. Отец Куриона был цензором.

Ни один цензор, сказал Клодий, не сможет вычеркнуть члена Сената или гражданина первого класса из списков без обстоятельного слушания и письменного согласия обоих цензоров. Пример, приведенный Клодием, прозвучал зловеще для Цицерона: Клодий утверждал, что отчим Марка Антония, Лентул Сура (который был незаконно казнен Марком Туллием Цицероном с согласия Сената) был вычеркнут из сенаторских списков цензором Лентулом Клодианом из соображений личной мести. «Больше не будет чисток — ни сенаторских, ни всаднических!» — крикнул Клодий.

Четыре разных закона, обсуждаемые в течение декабря. На этом Клодий остановил свою законотворческую деятельность. Он оставил Цицерона на грани ужаса, трясущимся. Оратору оставалось только гадать: обвинит или не обвинит Клодий Цицерона? Никто этого не знал, а Клодий молчал.

С самого начала апреля никто в Риме не видел младшего консула Марка Кальпурния Бибула. Но в последний день декабря, на закате солнца, он вышел из своего дома, чтобы снять с себя должность.

Цезарь смотрел на него и его эскорт, состоящий из «хороших людей». Двенадцать ликторов впервые почти за девять месяцев несли фасции. Как он изменился! Всегда очень маленький, казалось, Бибул еще больше сжался и одичал, шел, словно у него болели все кости. Лицо — мертвенно-бледное, заостренное, невыразительное, только холодное презрение светилось в ясных глазах, когда они на секунду остановились на старшем консуле и расширились. Больше восьми месяцев прошло с тех пор, как Бибул видел Цезаря в последний раз, и то, что он увидел, явно обескуражило его. Он усох, а Цезарь вырос.

— Все, что Гай Юлий Цезарь сделал за этот год, недействительно! — крикнул Бибул собравшимся в колодце комиций.

И увидел, что все смотрят на него неодобрительно. Младший консул содрогнулся и больше не проронил ни слова.

После молитв и жертвоприношений Цезарь выступил вперед и дал клятву в том, что выполнял обязанности старшего консула, насколько позволяли ему знания и способности. Затем он произнес свое прощальное слово, над которым размышлял несколько дней, так и не решив, что именно сказать. Пусть его прощание будет кратким. Пусть оно не будет иметь ничего общего с этим ужасным консульством, которое наконец-то закончилось.