Женщины Цезаря

— Почему? — побледнев, спросила Кальпурния.

— Пришло известие из Галлии. Гельветы стронулись с места и переселяются. Он, словно ветер, умчался в Генаву с Бургундом.

— А я с ним не простилась! — воскликнула Юлия, заплакав. — Его не будет так долго! Что, если я никогда больше его не увижу? Ведь это опасно!

— Цезарь похож на него, — объявила Аврелия, ткнув подагрическим пальцем в упитанный бок Феликса. — У него сто жизней.

Фабия повернулась туда, где в перистиле смеялись и гонялись друг за дружкой три маленькие девочки, одетые в белое.

— Он обещал разрешить им прийти и попрощаться с ним. Они будут плакать.

— А почему бы им и не поплакать? — спросила Сервилия. — Как и мы, они — женщины Цезаря. Обречены оставаться здесь и ждать своего бога и хозяина, когда он вернется домой.

— Да, такова жизнь, — решительно проговорила Аврелия и поднялась, чтобы взять графин со сладким вином. — Как старшая среди женщин Цезаря, я предлагаю завтра всем нам пойти копать огород Bona Dea.

ПОСЛЕСЛОВИЕ АВТОРА

Книга «Женщины Цезаря» рассказывает о том периоде жизни Цезаря и Рима, который отличается наличием большого количества древних источников. Это время известно историкам намного лучше, чем то, о котором шла речь в предыдущих книгах этой же серии.

Только богатство исторического материала позволило мне более подробно остановиться на роли женщин в жизни римской знати, поскольку большая часть памятных событий шестидесятых годов до Рождества Христова происходила в самом городе Риме. «Женщины Цезаря» — роман о женщинах, политике и в меньшей степени — о войне. Я благодарна судьбе и историкам за появившуюся у меня возможность поговорить о женщинах подробнее, чем в других книгах. В особенности потому, что в дальнейшем я вынуждена буду возвратиться к деяниям мужчин в самых отдаленных от Рима уголках тогдашнего обитаемого мира. Фактически о знатных женщинах Рима известно немногое. Все сделанные мною допущения основаны на тщательном исследовании имеющихся источников. Многие события подтверждены документально, включая жемчужину Сервилии и ее любовную записку Цезарю в тот судьбоносный день 5 декабря в Сенате, хотя о содержании письма мы знаем лишь одно: когда Катон прочел его, оно вызвало у него отвращение.

Некоторые читатели могут быть разочарованы описанием Цицерона, но я придерживалась мнений тех лет, когда он жил и творил, а не современных нам оценок достоинств Цицерона как литератора и политика. Факт остается фактом: отношение к Цицерону его современников отнюдь не льстило ему, в отличие от оценки его наследия позднейшими почитателями.

Эти заметки — вовсе не материал для ученой диссертации и уж конечно не способ защитить мою интерпретацию событий. Однако я совершила одно ужасное прегрешение против истории, которое необходимо обсудить: в романе я утверждаю, что суд над Гаем Рабирием состоялся после 5 декабря 63 г. до P. X. И это — несмотря на личное свидетельство Цицерона в письме Аттику (II–I), написанном из Рима в июне 60 г. до P. X. В этом письме Цицерон, выполняя просьбу Аттика (который, вероятно, занимался публикацией Цицероновых текстов), перечисляет речи, которые он произнес, будучи консулом.

Цицерон называет свою речь в защиту Гая Рабирия четвертой в своем консульском году. По-видимому, он произнес ее задолго до раскрытия заговора Катилины. И на основании этого указания позднейшие историки и биографы — Плутарх, Светоний, Кассий Дион и другие — все ставят суд над Рабирием перед заговором Катилины, что сводит дело Рабирия к банальности, глупости. Единственный близкий современник, Саллюстий, и вовсе не упоминает Рабирия. Несколько писем Цицерона, написанных во время его консульства, послужили бы для нас убедительным аргументом. Но у нас нет таких писем. Ссылка у Аттика (II–I) сделана почти три года спустя и весьма бегло. Там также написано, что Публий Клодий травил Цицерона, угрожая ему обвинением за казнь римских граждан без суда.

Мне бы хотелось сказать, что я верю Цицерону, но я ему не верю. Особенно когда он пишет, размышляя о событиях, которые сильно повлияли на него и его dignitas. Как все политики и юристы с рождения мира и до тех пор, пока стоит мир, Цицерон был мастером в искусстве манипуляции фактами, позволяющей ему выставить себя в выгодном свете. Сколько ни читаешь pro Rabirio perduellionis, невозможно найти конкретное указание на то, что же происходило в действительности, не говоря уже о том, когда это случилось. Кроме того, ситуация осложняется двумя факторами. Во-первых, в сохранившейся речи имеются пропуски; во-вторых, нет ясности, сколько слушаний было на самом деле.