Женщины Цезаря

— Не думаю, что это здоровые отношения, — наконец произнесла она, насухо вытирая его спину. — Было бы разумно покончить с ними, Цезарь. Ее сын помолвлен с твоей дочерью, а это значит, что вы двое должны будете сохранять приличия много лет. Пожалуйста, Цезарь, покончи с этим.

— Когда буду готов, не раньше.

— Нет, не вставай еще! — резко остановила его Аврелия. — Пусть сначала совсем высохнет, потом надень чистую тунику. — Она оставила его и стала рыться в сундуке с одеждой, пока не нашла то, что удовлетворило ее чувствительный нос. — Сразу видно, что нет Кардиксы, прачка плохо выполняет свою работу. Завтра утром я с ней поговорю.

Аврелия снова подошла к кровати и сунула ему тунику.

— Ничего хорошего из этих отношений не получится. Они нездоровые, — повторила она.

На это Цезарь ничего не ответил. К тому времени, как он свесил ноги с кровати и просунул руки в тунику, его мать уже ушла. И это, сказал он себе, было очень милосердно.

В десятый день декабря новые плебейские трибуны вступили в должность, но на ростре главенствовал не Авл Габиний. Эта привилегия принадлежала Луцию Росцию Отону из числа «хороших людей», который сообщил собравшейся толпе всадников первых классов, что пора восстановить их былое право занимать лучшие места в театре. До диктаторства Суллы они обладали исключительным правом на четырнадцать рядов, расположенных как раз за двумя передними рядами, предназначенными для сенаторов. Но Сулла, ненавидевший всадников всех родов, отнял у них эту привилегию вместе с жизнями тысячи шестисот всадников, их поместьями и деньгами, которые сгинули во время проскрипций. Предложение Отона оказалось настолько популярным, что прошло сразу. И это не удивило Цезаря, наблюдавшего за происходящим со ступеней Сената. Boni умело заискивали перед всадниками. В этом заключалась одна из основ их длительного успеха.

Следующее заседание Плебейского собрания интересовало Цезаря намного больше. Авл Габиний и Гай Корнелий, люди Помпея, взяли инициативу в свои руки. Первым делом требовалось сократить количество консулов будущего года с двух до одного. И способ, которым Габиний добился этого, был весьма хитроумен. Габиний попросил плебс предоставить младшему консулу Глабриону пост губернатора новой провинции на Востоке, которую предложил назвать Вифиния-Понт. Затем он рекомендовал плебсу послать Глабриона туда на следующий же день после вступления в должность. Таким образом Гай Пизон останется один и вынужден будет сам справляться с делами в Риме и в Италии. Ненависть всадников к Лукуллу привела к тому, что плебс, в большинстве состоявший как раз из всадников, однозначно высказался в пользу этого предложения, потому что оно лишало Лукулла власти и четырех легионов. Все еще вынужденный сражаться одновременно с двумя царями — Митридатом и Тиграном — он теперь ничего не имел, кроме пустого титула.

Отношение Цезаря к этому было двойственное. Лично он презирал Лукулла, который до такой степени стремился все делать правильно, что скорее предпочел бы поддержать чьи-то некомпетентные действия, чем нарушил бы протокол. С другой стороны, нельзя было отмахнуться от того факта, что Лукулл отказался предоставить всадникам Рима полную свободу обирать местное население в своих провинциях. Естественно, это было главной причиной столь лютой ненависти всадников. Именно потому они были за любой закон, направленный против Лукулла. «Жаль», — думал Цезарь, вздыхая про себя. Та часть его натуры, которая желала лучших условий для местного населения римских провинций, голосовала за Лукулла, в то время как колоссальное оскорбление, которое Лукулл нанес достоинству Цезаря, намекнув, что он был игрушкой сластолюбивого царя Никомеда, требовало падения Лукулла.

Гай Корнелий не был настолько связан с Помпеем, как Габиний. Он представлял собой одного из тех редких плебейских трибунов, которые искренне верили, что можно исправить некоторые из самых вопиющих зол Рима, и это Цезарю нравилось. Поэтому Цезарь безмолвно желал, чтобы Корнелий не сдался после того, как его первая маленькая реформа провалилась. Предложение Корнелия состояло в том, чтобы запретить иноземным сообществам занимать деньги у римских ростовщиков. Он привел разумные и патриотичные доводы. Ростовщики не были римскими служащими, но они нанимали римских чиновников, чтобы те помогали собирать деньги у неплательщиков. В результате многие иноземцы воображали, будто само Римское государство занимается ростовщичеством. Престиж Рима страдал. Но зато эти отчаявшиеся или легковерные иноземцы были ценным источником дохода для всадников. «Неудивительно, что Корнелий потерпел неудачу», — печально подумал Цезарь.

Второе предложение Корнелия чуть не провалилось, зато показало его способность к компромиссу, что в общем и целом несвойственно выходцам из Пицена. В намерения Корнелия входило лишить Сенат права выпускать декреты, освобождающие какого-нибудь человека от соблюдения определенного закона.