Женщины у колодца

— Да, да, подождём пока приедет Шельдруп. Он, может быть знает какой-нибудь выход, — сказала мать.

— Конечно, мама, конечно. Не бойся только. Видишь ли, художники не могли сказать ничего особенного. Они говорили только, что у меня нет никакого внутреннего огня, вот и всё. Но я им докажу, будь в этом уверена! О, они это увидят!

Бедная Фиа! Она была уже не такая молоденькая. Её нежный цвет лица, напоминавший прежде персик, уже не был таким свежим, как раньше. Она поблёкла постепенно. Все эти годы она прожила, не испытывая никакого волнения, ни успеха, ни неудачи и ничто не нарушало её спокойствия. Она оставалась неприступной и холодной. Она не искала новых путей и потому не могла заблудиться. Да и зачем ей было искать их? Она была так благонравна и так ограничена. Любовь и чувство материнства, заложенные в её душе, осуществлялись у неё в рисовании картин. У неё не было недостатка в средствах, чтобы заниматься живописью, и она рисовала не вследствие внутренней или внешней необходимости. Никто никогда не замечал у неё недовольства собой. Она никому не причиняла неприятностей, не делала никаких промахов, не была расточительна, умела хорошо говорить и красиво кланяться. Но что представляла она из себя — это был вопрос, на который она не могла бы найти ответа.

— Я — холодный человек! — сказала она и вскочила с постели матери, возле которой сидела. — И я никогда не могу забыться!

Мать и дочь вдруг пришли в хорошее настроение и стали шутить. Мать присела на постели и иногда посмеивалась. Обе имели одинаковый темперамент и искренно готовы были отогнать от себя все печальные мысли.

Фиа вдруг стала изображать бесшабашное веселье. Она приподняла пальчиками свои юбки так что стали видны её белые штанишки, отделанные кружевами и бантами, и сделала несколько танцевальных па. Ого, пусть бы посмотрели на неё художники теперь! Она раскачивалась из стороны в сторону, наклоняла голову, точно и вправду собиралась исполнить какой-то бесшабашный танец, чтобы доказать, на что она способна. Разве она холодна? О нет!

— А где Бернтсен? — вдруг спросила она. — Разве он ушёл? Как ты думаешь мама, отчего бы нет? Я теперь ко всему готова. Может быть, он ещё стоит внизу, не позвать ли мне его?

Но этой жертвы от Фии никто не потребовал. Судьба устроила так, что она получила возможность и дальше продолжать свою прежнюю благополучную жизнь, в которой было столько красоты. Зачем ей было изменять её?

В город приехал человек, который привёл в порядок все дела, спас фирму, поставил на место всех членов семьи и успокоил волнение города.

Шельдруп Ионсен вернулся домой.

В самом ли деле он привёл всё в порядок? В некоторых делах он всё же вызвал беспорядок. Ах, этого нельзя было избежать! Люди постоянно толкают друг друга с дороги и переступают друг через друга. Одни падают и служат мостом для других, некоторые из них тонут, именно те, которые не выдерживают толчков. А те, которые остаются наверху, процветают и благоденствуют. Так создаётся бессмертие жизни и всё это хорошо знали женщины у колодца.

Шельдруп Ионсен, приехавший из Нового Орлеана, не выказал особенного добродушия и кротости. Он не сказал дурного слова Бернтсену, но отца всё же привлёк к ответу.

Консул никак не мог понять, за что он должен расплачиваться? Слыхано ли что-нибудь подобное? Ведь он же настоятельно просил Бернтсена не забыть о страховке!

— А сам ты что же думал? — возразил Шельдруп. Не стоило пускаться в дальнейшие объяснения с таким глупым сыном, с таким упрямым, современным сыном! Он явился сюда из другого мира. Он перелистывал отцовские конторские книги, как будто только для того, чтобы находить там ошибки. Разве у консула было мало дел, о которых он должен был думать? Разве он не возвышался над всем городом, не был консулом двух государств и не должен был вовремя посылать свои донесения?

Но никакие оправдания не помогали и в своих столкновениях с сыном, консул всё более и более терял почву под ногами. Он дал понять, что хотел бы продать своё дело. Он обеспечил будущность Фии и продал виллу. Он и его жена проживут как-нибудь. Он может получить какие-нибудь агентуры, страховое агентство...

На губах Шельдрупа появилась широкая улыбка и отец заметил это. Он почувствовал себя обиженным. Его собственное достоинство страдало и он повторил, что продаст своё дело, чтобы всё уплатить и остаться честным человеком. Шельдруп возразил:

— Мы не будем платить.

— Напротив, — настаивал отец и в своём самопожертвовании пошёл ещё дальше: — Я откажусь от консульства, это решено.

— Ничего подобного, — решительно заявил Шельдруп.

Он просмотрел конторские книги и нашёл, что они велись несколько поверхностным образом и это, конечно, ошибка. Числа не есть нечто случайное. Числа — серьёзная и определённая вещь. «Не шути с числами!»

— Но положение вовсе не так уже плохо, отец, — прибавил Шельдруп. — Что будет хорошего, если мы потеряем голову! Посылай ко мне всех господ, приезжающих из Христиании, Гамбурга, Гётеборга и Гавра!

— Что ты говоришь?

— Ну, да. Но только с условием, что ты, отец, будешь теперь отдыхать...