Женщины в жизни Владимира Высоцкого. «Ходил в меня влюбленный весь слабый женский пол…»

Алла Сергеевна всегда отличалась повышенным вниманием к визуальным деталям. Вот как она описывала своего партнера в телепередаче Эльдара Рязанова: «Он пришел к нам в потертом пиджаке с потертыми рукавами, который долго носил потом. И помню, на какой-то первый гонорар он купил себе коричневую куртку с меховыми вставками, синтетическими, и был так горд этим, и все время ходил к зеркалу, и все время смотрел на себя… У него было… какое-то обостренное отношение к костюмам. Вот я, например, его потом, после этого твидового пиджака, ни разу не видела в пиджаке. Он носил всегда свитера… у него была любимая красная такая тенниска шелковая, которая обтягивала его намечающиеся бицепсы, грудь широкую. Эту он долго носил, ее очень любил. И после джинсов носил аккуратные такие, очень ладные брюки английские. И обувь всегда была очень ладная, вычищенная, с хорошей подошвой. Эстетически это любил… Один раз он на каком-то нашем очередном юбилее неожиданно пришел в прекрасном синем блейзере, с золотыми пуговицами. Все застонали от неожиданности и восторга. Но он на это и рассчитывал. Потом я… его ни разу не видела в этом блейзере…»[761] Она же говорила, что в одежде он любил оттенки коричевого, с лица постепенно изчезала одутловатость — и оно приобретало характерные черты — с волевым подбородком, чуть выдвинутым вперед…»[762]

Вот первое, чисто бытовое, впечатление жены Вадима Ивановича Туманова Риммы Васильевны: «…Звонок в дверь… Смотрю — стоит. Он же небольшого роста… Аулыбка-то до ушей! Но рожа-то симпатичнейшая! Пошутила: «Господи, такой малой, а уже ВЫСОЦКИЙ!» Он смотрит. Потом — на тебе, с порога: «Римм! Я так жрать хочу!» Он это так сказал, что я растаяла вконец и от меня вообще ничего не осталось…»[763]

Виктория Гора (Высоцкий неизменно ласково называл ее «Виточка»), которая одно время занималась организацией его концертов, была довольно внимательной женщиной и показательно такое ее наблюдение: «…Володя не переносил конкуренции мужской в присутствии женщины…»

«Что меня поразило — его пронзительный взгляд, открытый, что вообще редкость, и мощный, как у Гамлета в сценах с Гертрудой, «глаза зрачками в душу» (Вера Юрьевна Савина, сотрудница Белорусского ТВ)[764]. Вере, кстати, добродушная Алла Сергеевна Демидова советовала: «Не вздумайте влюбиться в него. Он такой человек, что может сделать больно». В. Савина в своих воспоминаниях говорит так: «Он мог быть одним в отношениях с мужчинами и совершенно другим — с женщинами. Я чувствовала его внимательность, элегантность и даже галантность. Его нельзя было назвать джентльменом… Для русских мужчин это, скажем так, неестественное состояние… Высоцкий был резким. Нравится — не нравится, буду — не буду. И он не признавал многих условностей… После многих встреч и дней общений с ним мне так и хочется сказать некоторым слишко-им дотошным ревнителям морали — да совершенно неважно, как и с кем он пил, когда и с кем он трахался, не это главное для поэта…»[765]

«…даже сейчас… я слышу его хрипловатый, но красивый и дорогой голос, — вспоминает Лидия Александровна Вакуловская, автор сценария белорусского же фильма «Саша-Сашенька». Кругом все аплодировали, а он улыбался и снова повторял «дубль»… Его очень уважали и любили в нашей съемочной группе. Но были и те, кто хотел запретить Высоцкого»[766]. Администратору из Ярославской филармонии Алле Кузнецовой Владимир Семенович показался «Очень простым. Общительный, спокойный, улыбчивый… красивая у него улыбка была… Свой, что называется. Говорил негромко. А взгляд какой замечательный у него — добрый, открытый. Вообще, удивительные у него глаза были. Как будто в них весь мир помещается, вся планета, весь глобус. И Ярославль в том числе. Я еще сказала ему об этом. Точно, ответил, весь «шарик» хочу посмотреть…»[767]

А вот для жены Олега Даля Елизаветы Высоцкий «был таким человеком… громким»[768]. Она полагала, что для нее и Олега это чересчур.

Наталью Анатольевну Крымову, тонко чувствовавшую людей, очень давно занимал образ Владимира Семеновича не только как актера: «Смотришь на него и видишь: он тот, в котором все женщины всегда видят защитника, всегда ждут, как опору, и всегда, во все времена верят, что такая опора должна существовать…» Тогда же она замечательно сказала: «Когда… играл и пел Высоцкий, мы видели, как голос стремился разорвать телесную оболочку. Тогда шея человека почти становилась подобием фантастического, почти уродливого органа, трубы которого перекручены, как бывает искорежен огнем металл. Или переплетены, как в мощной лесной коряге. Вблизи это зрелище было почти страшным. А издали, из последних рядов зрительного зала, оно казалось вообще нереальным: какой-то невесомый комочек тела, быстрая, легкая, даже звериная легкость поступи и вместе с тем устрашающая сила звука…»