Женщины в жизни Владимира Высоцкого. «Ходил в меня влюбленный весь слабый женский пол…»

Ей чуть ли не в унисон вторила дочь кинорежиссера Юнгвальд-Хилькевича Наталья: «Он пел, а я смотрела на его шею. Синие жилы надувались с каждым куплетом все больше. Помню, я боялась: аорта лопнет и хлынет кровь. Слова «аорта» я, конечно, еще не знала. Но мне было ужасно жалко этого человека. Внутри него что-то билось, клокотало, рвалось наружу…»[769]

Так уж случилось, что последняя, посмертная публикация Крымовой была также о Высоцком. Она писала: «Голос был — яростной силы. Никакой благостности и в намеке не было… Голос особый — редкий по музыкальному диапазону (на две октавы!), он песню обрабатывал, как наждак, то крупнозернистый, то мельчайший, которым пользуются, может быть, ювелиры…»[770]

Ларисе Лужиной казалось, что «до Франции он был крепыш… Когда… стал жить в Париже, на нем появился другой отпечаток, он сделался субтильным. Из невысокого, но могучего русского парня как бы ушла сила. Такой французик… Я встречала его потом… в джинсовом костюмчике, худенький, маленький…»[771] Ну о причинах неприязни Лужиной к Франции, и, в частности, к одной белокурой парижанке, выше уже говорилось…

«Стоило ему начать говорить, — рассказывала актриса Ольга Лысенко, — как он становилося центром любой компании. У него была такая завораживающая складность речи и мощнейшая энергетика. Он мог часами рассказывать истории о разных смешных случаях и делиться своими впечатлениями о странах и людях…»[772]

Это о добром. Но было и иное. Наталья Юнгвальд-Хилькевич своими глазами видела: «Заглянула в кухню: Высоцкий сидел с закрытыми глазами, качаясь вперед и назад, как маятник, и стонал. Я ощутила тягостное ощущение сосущей тоски, близкое к тому, что переживает человек в зрелом возрасте, когда осознает, что время — это физическая величина, а жизнь — конечна…»[773]

«В меня влюблялася вся улица…»

Какая россыпь различных женских имен присутствует в произведениях Высоцкого! Я не говорю о «лапе», о «Маринке»… Но тут присутствовали и «Нинка с Ордынки», и «Тома, 72-я», и «Надюха», и «Норочка-айсорочка», и «Зина с шапочками для зим», и некая «Вера Павловна», и «Жилина Светка», и «Солина Мариночка», и «Ксения», и «Катерина-Катя-Катерина», и «Таня», и «Тата», и «Аграфена», и «Марьюшка», и «Верка», и «сестричка Клава», и «Машка — вредная натура», и «Ирина», и «Людмила», и «Роза-гимназистка», и «Ривочка, у которой Абрашка Фукс пасется», и «Настенька», и «Маруся, Роза, Рая», и «Валя», и так далее…

Как сейчас выяснилось, у «Нинки с Ордынки» был реальный прототип — жена известного в 60-е годы киноактера Владимира Трещалова, знакомого Высоцкого по картинам «Увольнение на берег», «Штрафной удар» и другим. Звали ее Нина Воробьева, работала она приемщицей в одном из домов быта. Как рассказывал все тот же Игорь Пушкарев, «отношения у Володи Трещалова и Нины Воробьевой развивались точно, как в песне. Мы говорили ему: «Постой, чудак, у нас компания, пойдем в кабак, зальем желание». А он отвечал нам в тон: «Сегодня вы меня не пачкайте, сегодня пьянка мне до лампочки». У Нины был замечательный характер…»[774]

Как водится, после смерти кумира возникает суета вокруг гроба, и, кроме появления великого множества друзей, возникает из небытия не меньшее количество неизвестных ранее родственников и внебрачных детей. Как пишет московская журналистка М. Подъяблонская, «детей у Высоцкого больше, чем у лейтенанта Шмидта». Словом, «на мои похорона съехались вампиры…»[775]

Некий курьезный житель местного городка Качу-га Леонид Петрович Высоцкий, оказывается, еще при жизни поэта сообщал землякам, что у них с Владимиром Семеновичем единоутробная мать — Нина Максимовна, и, как свидетельствуют его соседи с тамошней улицы Береговой, частенько собирался в Москву, «к брату». Но дальше Иркутска почему-то ни разу так и не доехал. А сейчас, сообщает корреспондент ИГТРК О. Куклина, тем более, с подлинным сибирским размахом повествует всем желающим о некоторых «подробностях» своего родства с Высоцким. Тем и кормится[776]. Марина Владимировна Влади считала, что Л.В. Абрамова пыталась привязать к себе Высоцкого детьми: «Рождение двух сыновей, навязанное хитростями твоей жены, которая сообщала тебе об этом лишь тогда, когда было поздно что-то предпринимать, привело тебя в отчаяние… Семья твоей бывшей жены долгие годы внушала тебе, что нервная болезнь, которой тогда страдал твой старший сын, есть следствие твоего алкоголизма. Но даже когда выяснилось, что это не так, тебе не удалось уговорить меня. Достаточно было нас двоих, чтобы тащить на себе проблемы нашей семьи…»[777]