Женщины Великого века

– Нас разлучит только смерть! – ответила Николь. – Несмотря на ваше безразличие, я все еще люблю вас и хочу остаться вам женой!

И началась война, одна из самых неприглядных, кстати, потому что ради свободы Карл пустил в ход все средства, как законные, так и не совсем. Но поднять руку на жену он все же не осмелился.

Начал он с того, что лишил Николь всех ее властных полномочий в Лотарингии, вытащив на свет старый эдикт герцога Рене II, который ему предоставил услужливый архивариус. Затем он начал судебный процесс по обвинению в колдовстве против духовника жены, отправив несчастного на костер, чтобы потом заявить, что раз уж ее крестил колдун (духовник действительно ее крестил), то Николь не является христианкой и, как следствие, его брак с язычницей должен быть признан недействительным. Впрочем, теперь и помимо церковных дел Николь уже была уничтожена, и чтобы лишний раз ее в этом убедить, любезный супруг имел наглость написать жене письмо следующего содержания: «Можете считать себя мертвой, сударыня. Отныне ничто не помешает мне вновь вступить в брак».

«Эпитафия» возымела действие, на которое бессовестный и рассчитывал. После долгих рыданий в объятиях своей фрейлины Луизы де Прени Николь обратилась за помощью к Риму, в то время как герцог вкушал прелести взаимной любви с Беатрис и готовился к свадьбе.

По правде говоря, это сделать было не так уж и легко. Недостаточно было убить герцогиню Николь морально, чтобы епископ Нанси или какой-либо другой священник согласился засвидетельствовать брак герцога и его любовницы. Но из всех приятелей, помогавших ему в амурных делах, он больше всего рассчитывал на своего врача, Форже, человека ловкого, абсолютно лишенного предрассудков, которому ничего не стоило составить подложный документ. И Форже приложил все старания, чтобы женить своего господина.

Как-то вечером он явился к викарию церкви Святого Петра в Безансоне.

– У меня для вас письмо от вашего кюре, он сейчас болен, как вам известно. Святой отец пожелал, чтобы вы немедленно отправились по адресу, который я вам назову, и совершили там обряд бракосочетания. Пожалуйста, следуйте за мной!

– В такой час? Да ведь уже ночь!

– Час и ночь здесь ни при чем! Прочтите лучше письмо кюре – он настаивает, чтобы вы исполнили его просьбу безотлагательно.

Викарий прочел письмо, затем перечел. Сомнений не оставалось: то были почерк и подпись кюре. Он надел плащ и взял все необходимое для церемонии.

– Пойдемте, сударь!

Кружным путем Форже привел викария в деревенский домик – последнее приобретение Беатрис де Кантекруа. Там святой отец нашел сервированный стол и получил приглашение отужинать. Дважды просить клирика не пришлось, ибо чревоугодие, и лекарь прекрасно это знал, было самым меньшим из его грехов.

Трапеза оказалась обильной и была щедро вспрыснута вином, так что, когда викарий встал, чтобы приняться за свою священную обязанность, оказалось, что он едва держится на ногах. И тем не менее ясности ума ему хватило, чтобы распознать в будущем супруге герцога Лотарингского. Узнал он и красивую женщину, стоявшую с ним рядом.

– Вы должны благословить наш брак, – сказал герцог тоном, не допускавшим возражений.

Несмотря на благотворное действие вина, бедному викарию стало не по себе. Но он опасался, что собравшиеся здесь люди сыграют с ним плохую шутку, если он пойдет на попятный. И вздыхая, он подчинился.

При зажженных свечах «новобрачные», следуя местному обычаю, поцеловались, вместе преломили хлеб и выпили из одного кубка. Затем несколько людей из числа присутствующих поклялись в соблюдении строжайшей тайны, и Карл, сунув в руку своего «сообщника поневоле» двадцать золотых дублонов, сказал:

– То, что вы сделали, стоит гораздо большего, вернее – не имеет цены!

Беатрис тогда ждала ребенка, которому будет суждено умереть пяти месяцев от роду. Но, конечно, весть об их женитьбе вскоре разнеслась по всей округе, так что Карл и Беатрис не стеснялись показываться вместе везде, где возможно, как на охоте, так и на войне, и эта бурная любовь нашла отражение не в одной хронике.

Папа, встревоженный жалобой Николь и возмущенный тем, что творит двоеженец герцог, в конце концов рассердился. Двадцать третьего апреля 1642 года он издал буллу об отлучении Карла и Беатрис от церкви, которую невозможно было проигнорировать. Булла освобождала подданных Карла от всех обязательств по отношению к нему, а его самого ставила вне закона.

Виновные поначалу храбрились, но все же рано или поздно им пришлось покориться. Они предстали перед судом из двенадцати сеньоров и такого же числа священников, которые вынесли виновным приговор: они должны разлучиться. Отныне им предписывалось жить не ближе чем в половине лье одному от другого.