Женщины вокруг Наполеона

Протекали годы, и герцогиня страдала под гнетом обстоятельств того времени. Лишь с русской войной, когда померкла звезда Наполеона, после того как он достиг зенита своего могущества, слабый проблеск надежды проник во все сердца. И потом началась всеобщая борьба народов за освобождение от наполеоновского ига.

Именно в эту эпоху Луизе Веймарской еще раз пришлось испить горькую чашу и принять императора французов. Теперь она это сделала в надежде испросить милости для двух своих подданных, которые вследствие перехваченных у них подозрительных писем были арестованы французскими войсками и должны были быть преданы военному суду. Проезжая через Веймар 28 апреля 1813 года, Наполеон остановился на три часа во дворце герцогини и показал себя в высшей степени любезным по отношению к ней. Относительно освобождения арестованных он тотчас же дал свое любезное согласие, тогда как за два дня до этого канцлер фон-Мюллер напрасно пускал в ход все для того, чтобы умилостивить его по отношению к пленникам. «Я в восхищении сделать что-либо приятное для вас», – сказал он герцогине.

Когда Наполеон уехал из Веймара, Карл-Август сопровождал его до Экардсберга. Во время этого путешествия император обращался с ним со всей предупредительностью, невзирая на то, что при вышеупомянутом свидании с Мюллером высказывал свое мнение о личности герцога в самых резких выражениях. «Я очень хорошо знаю, – говорил он тогда, – что ваш герцог – мой заклятый враг и никогда не перестанет питать пристрастие ко всем моим врагам. Разве не находятся прусские офицеры у него на службе и на жалованье? Разве все время он не находился в переписке с австрийской императрицей, моей тещей, которая из Вены пытается расставить мне отравленные сети? Но, право, меня не так-то легко обмануть».

После подобных слов делается даже удивительным, как еще могла герцогиня Луиза своим личным влиянием склонить его к своей просьбе, потому что действительно раньше даже, чем уехать из Веймара, он отдал маршалу Бертье приказ о немедленном освобождении обоих пленников. После этого император сел на лошадь и выехал из ворот, весело напевая про себя песенку «Malborough s\'en va-t-en guerre». Это было его последнее свидание с герцогиней Веймарской, потому что после своего последнего поражения при Лейпциге Наполеон избегал проезжать через Веймар.

Его звезда была на закате. Едва год спустя после саксонского похода над ним разразился самый чувствительный удар его жизни: отречение от престола. Наполеоновская драма пришла к концу. Но, несмотря на всю ненависть к угнетателю, его трагедия глубоко задела сердце герцогини Луизы. Ей никогда не приходило в голову, что Наполеон, этот колосс современности, может таким образом закончить свою великую, славную карьеру. Его судьба пленника на острове Эльба казалась ей недостойной его, она предпочла бы для него славную смерть солдата на поле битвы. Впрочем, она своей прозорливостью предвидела, что игра еще не кончена и что Европе еще раз придется вступить в борьбу с раненным львом, который однажды захочет разорвать все путы. Насколько была права герцогиня Веймарская в своих предположениях, показали события 1815 года.

Глава XVI Королева прусская Луиза

«Если потомство и не поставит моего имени наряду с именами знаменитых женщин, то все же, узнав о всех несчастьях моего времени, оно будет знать, сколько я выстрадала, и скажет: она терпела много и вытерпела до конца».

Эти слова написала когда-то королева Пруссии в письме к фрау фон-Берг. Они были откликом ее глубоко уязвленного сердца, откликом всех тех страданий и унижений, которым подверглась Пруссия со времени бесчеловечной войны 1806-1807 года. Луизе не суждено было увидеть, как занялась заря свободы на небосклоне Германии. Ей не суждено было пережить упоительные дни пробуждения народов в 1813, 1814 и 1815 годах, довершившего окончательное падение могучего властелина, который наложил свою железную руку и на ее отечество. Ей не пришлось отпраздновать вместе с союзниками падения Наполеона, этого «вылезшего из грязи адского чудовища», этого «недостойного, отвратительного убийцы», как она писала из Мемеля Фридриху-Вильгельму. И уж, конечно, ей не пришлось дожить до объединения Германии, предтечей которого была эпоха от 1813 до 1815 года. Ее предчувствие было вполне справедливо, когда она сказала австрийскому политику и государственному деятелю Генцу, что единственного спасения от всех зол нужно искать в тесном объединении всего, что носит немецкое имя.