Женщины вокруг Наполеона

Наполеон же, напротив, со своей строго буржуазной моралью корсиканца, относился к браку как к святыне. Эта мораль предписывает мужчине жениться, любить свою жену и быть любимым ею. И он, который впервые испытывал такую любовь, в своей страстной потребности любить и быть любимым настолько бурно выражал эту любовь, что Жозефина не могла понять его. От нее зависело удержать на всю жизнь эту страстную преданность нетронутого сердца. Если бы она смогла понять Наполеона в первые месяцы их брачной жизни, если бы она принесла ответное чувство на его горячую любовь первых дней их союза, то весьма возможно, что впоследствии Наполеон, даже из государственных соображений, никогда не решился бы порвать тех уз, которыми вначале он был связан с нею так крепко.

Но Жозефина в то время любила жизнь и ее удовольствия больше, чем своего мужа. Она так хорошо веселилась в этом прекрасном веселом Париже, – в этом Париже, который как нельзя лучше подходил к ее ветреному характеру креолки и с которым ей так невыразимо тяжело было бы расстаться. И ей, ей велят идти вместе с мужем в самый пыл сражения, в черные облака порохового дыма! Разве г-н де-Богарне требовал от нее чего-нибудь подобного? Ее зовут делить с Бонапартом его славу, завоеванную его гением? Но ведь это делается куда лучше в Париже, в милом Париже, где в честь супруги прославленного героя устраиваются празднества, где она играет теперь первую роль! Парижане называли ее «Notre Dame des Victoires» и превозносили ее, как раньше Терезию Тальен в качестве «Notre Dame de Thermidor».

В Италии Жозефину ожидали слава и почести, собственный, отделанный специально для нее замок, предоставленный князем Сербеллони в ее распоряжение. В Милане ее ожидали любовь, преданность, нежность и страсть, но разве все это могло заменить ей Париж? Она охотно променяла бы все дворцы в мире на свою квартирку на улице Шантерен. Париж! Она была связана всеми фибрами своего сердца с этим Парижем! Но, однако, ни ее упорство, ни слезы, ни даже мнимая беременность не помогли ей: в один прекрасный день ей пришлось серьезно подумать о путешествии в Италию.

Наполеон неутомим в своих просьбах и мольбах. Уже наряду с любовью и неутешимой страстью в его письмах проглядывает беспокойство, что Жозефина не любит его. Эта мысль преследует его как кошмар. Он делает Мармона своим поверенным. Часто с чисто юношеской фантазией он говорит ему о своей любви к Жозефине. Тот факт, что она все время откладывает свой отъезд из Парижа, причиняет ему несказанные муки, и временами они разрешаются вспышками ревности. Ужасные предчувствия овладевают им. Однажды портрет Жозефины, миниатюра работы Изабей, который он всегда носил при себе, упал и стекло на нем разбилось. Суеверный Наполеон смертельно побледнел и сказал своему адъютанту: «Мармон, моя жена или очень больна, или изменила мне!».

Больна или неверна! Больна Жозефина не была ни в коем случае, наоборот, чувствовала себя лучше, чем когда-либо. Но ей во что бы то ни стало надо было найти предлог, чтобы объяснить свое упорное пребывание в Париже. А что могло сделать ее интереснее и желаннее в глазах молодого мужа, как не вверенная ему сладкая тайна приближающегося часа испытания? При этом известии Наполеона охватывает счастливое, блаженное чувство. Ребенок! Иметь ребенка, и от нее, от прекраснейшей, от достойнейшей и обожаемой женщины!! Но в то же время он полон отчаяния, он раскаивается, что хотел подвергнуть больную женщину такому тяжелому путешествию. Ах, он не знает теперь, что ему делать, он и счастлив, и несчастен в одно и то же время. Его письмо к Жозефине, написанное им 15 июня из главной квартиры в Тортоне, лучше всего рисует нам его тогдашнее состояние.

«Моя жизнь – это беспрерывный страх. Меня мучат ужасные предчувствия. Я больше не живу. Моя жизнь, мое счастье, мой покой – всему конец. Я в совершеннейшем отчаянии. Я посылаю к тебе посла, который не должен оставаться в Париже больше четырех часов, чтобы тотчас же принести мне твой ответ. Напиши мне десять страниц, это меня утешит хоть немного… Ты больна! Ты любишь меня! Я тебя огорчил. Ты в счастливом положении, и я не могу тебя видеть!.. Я причинил тебе такое зло, что теперь не знаю, смогу ли я когда-нибудь его поправить. Я упрекаю тебя за то, что ты остаешься в Париже, а ты там больна. Прости меня, мой дорогой друг. Любовь, которую ты внушила мне, лишает меня рассудка.