Император, по-видимому, удовлетворился ее объяснениями. Он беспрепятственно позволил ей изобразить ему отчаянное положение несчастной страны и отданного на разграбление города. Его уважение к этой женщине, которая обнаружила столько стойкости среди всех опасностей, на которую даже пушечный гром и приближение неприятельских войск не могли нагнать страх, казалось, возрастало с минуты на минуту. Ее величественное спокойствие, ее невозмутимое достоинство, с которым она ни на миг не теряла положения, заслужили ей в глазах Наполеона тайное удивление. Когда затем герцогиня попросила его прекратить грабеж в городе, он тотчас же отдал насчет этого соответствующее приказание. Наконец, ей удалось даже взять с него обещание простить герцога и не лишать его власти. Однако император дал это обещание под условием, что Карл-Август в двадцать четыре часа должен покинуть службу в прусской армии, вернуться в Веймар и отозвать контингент своего войска.
Подобные условия, разумеется, не могли возбудить много надежд в сердце Луизы, так как в подобный короткий срок невозможно было выполнить требований Наполеона, тем более что было даже неизвестно, где находится герцог. В то время как она у себя раздумывала о своей судьбе и судьбе своих близких, император приказал ей доложить, что придет к ней вечером отдать ей визит. При этом он точно выполнил весь придворный церемониал и представил герцогине всю свою свиту, что, впрочем, ему не помешало в течение разговора уронить несколько насмешливых замечаний по поводу ее супруга. Он тотчас же начал говорить о политических событиях и нашел снова в герцогине разумную слушательницу и наблюдательного критика. Наконец Наполеон счел своим долгом заявить герцогине, что не личный его произвол вызвал войну, а что он вынужден был к тому обстоятельствами. «Поверьте мне, сударыня, – прибавил он, – существует провидение, которое всем управляет; я только его исполнитель».
Наполеон продлил довольно долго свой визит к герцогине. Ему понравилось, что она так храбро защищала свою страну и своего мужа и ни разу не вышла из сдержанного тона. Ее скромная и вместе твердая манера держать себя произвела на него сильное впечатление, как ни мало он вообще любил так называемых «сильных женщин». Здесь он увидал разумную скромность вместе с благородной гордостью, возвышенным женским достоинством и непоколебимым мужеством, – свойства, дававшие Луизе силу противостоять такому человеку, как Наполеон, перед могучим гением которого дрожали даже мужчины. Если бы она повела себя вызывающе и надменно, то ей ни за что не удалось бы чего-либо добиться.
Когда, наконец, Наполеон вернулся в свои апартаменты, он сказал генералу Раппу, своему адъютанту: «Вот женщина, на которую даже две сотни наших пушек не могли нагнать страха!». Самой Луизе ее образ действия казался совершенно естественным, и когда ее друг мадам де-Сталь написала ей по этому поводу письмо, полное похвал, она отвечала ей: «Правда, я пережила тяжелые и страшные дни, в которых было много необычайного и которые оставили во мне неизгладимое воспоминание. Но я не считала себя вправе и не могла избежать этого, и так как не было ничего проще и естественнее, чтобы я осталась, то я и поступила так, как мне оставалось поступить при подобных обстоятельствах. Я, право, удивлена, что это мне ставится в заслугу».
Но однако, несмотря ни на какие обещания, герцогиня далеко еще не могла ласкать себя надеждой относительно себя и судьбы своей страны. В конце октября 1806 года она писала своему брату Христиану: «У нас много поводов бояться и мало оснований надеяться. Меня очень беспокоит наша будущность». Однако Наполеон сделал все, чтобы вновь восстановить в Веймаре спокойствие и порядок. Уже 16 октября не видно было больше мародеров на улицах города. На следующий день после этого император покинул Веймар, дав по просьбе герцогини еще три дня отсрочки для возвращения Карла-Августа, которого нигде не могли найти. Но Наполеон все время упирал на то, что все это он делает единственно в угоду герцогине, и при каждом случае он высказывал потом, насколько он уважает эту принцессу. Несмотря на весь свой гнев против герцога, который все еще медлил ему представиться, Наполеон никогда не забывал о том внушающем полное уважение достоинстве, с которым Луиза приняла его в веймарском дворце. Ей и дипломатическому искусству канцлера фон-Мюллера Карл-Август был обязан сохранением своего герцогства.
Когда Фридрих фон-Мюллер имел аудиенцию у Наполеона 25 октября 1806 года в Потсдаме, первый вопрос императора был: «Вы приехали из Веймара? Как поживает герцогиня?». И добродушно-дружеским тоном он добавил: «Мы, правда, наделали герцогине много шума и беспокойства во дворце. Это мне было очень неприятно, но что делать, на войне не может быть иначе».