Женщины

Положение действительно было сложное. И не потому, что зачеты: «культпоходы» в кино, как понимал Женька, грозили повернуться другой стороной. Но он не был из породы обманщиков и помнил, что обещал прийти. Помнил весь день, но к вечеру задержался с ребятами за зубрежкой и, когда спохватился и взглянул на часы, понял, что опаздывает. И все-таки побежал в скверик. Аля увидела его и заулыбалась подрагивающими губами.

— Застыла я совсем!.. — сказала она жалобно.

— Ах ты, бедненькая!.. — Женька забрал ее негнущиеся пальцы в свою горячую лапу. — Идем вон в тот подъезд, там тепло, наверное.

Он не заметил, как сказал ей «ты». А она заметила. И покорно пошла за Женькой в теплый темный подъезд. Уже там Женька почувствовал, что дал маху: в подъездах парочкам просто положено целоваться. А это пока что было ни к чему. Поэтому он стоял молча, прислонясь спиной к противоположной стенке, и наблюдал за Алей.

— Ну, детский сад!.. Отогрелась? — с легкой усмешкой спросил он. — Можно выводить на прогулку?

— Еще постоим, — попросила Аля.

— Ну, постоим.

Но долго задерживаться в подъезде было неудобно: мимо проходили, разглядывали их. Тогда они снова вышли в сквер, постояли у вымороженного, присыпанного снегом фонтана. Аля чуть заметно переминалась с ноги на ногу. Женька поглядел на ее туфлишки, и его спокойную, беспечную душу ущипнула жалость.

— Знаешь, мы, пожалуй, успеем на девятичасовой. Ты постой здесь, а я произведу разведку.

— Нет, нет я с вами!.. — Аля схватилась за Женькину руку. — А то ну-кось потеряюсь…

Женьке вдруг захотелось быть страшно ласковым.

— Не потеряешься. Ну, бежим, малыш, а то ну-кось опоздаем!

…На этот раз уже Женька не мог сосредоточиться, и многое проходило мимо него. На экране красивая колхозница плакала от любви к секретарю райкома. Слезы ее были искренни, но женщина эта была что-то не в Женькином вкусе: он не очень ценил в женщинах энергию и ретивость.

Героиня фильма даже чем-то напоминала Женьке собственную мать, женщину твердых, решительных повадок, к которым он привык, но которых не хотел бы видеть в будущей подруге.

Рассеянность и туман в душе мешали Женьке сосредоточиться и хотя бы посочувствовать героине, как она того, бесспорно, заслуживала. И это за него сделала Аля.

— Ведь это такая женщина, такая женщина! А он — в сторону!..

Женька с любопытством посмотрел на Алю, как смотрят на дитя, сказавшее вдруг какую-нибудь мудрость.

— Бывает, малыш, бывает, — сказал он, слегка задетый. Но тут же пошутил: — Только ты не переживай, увидишь, героиня непременно найдет свое счастье в самоотверженном труде на благо…

Аля вдруг прервала его очень серьезно:

— Не надо, Женя! Зачем шуточки?

Он еще больше удивился, но улыбнулся широко.

— Сдаюсь! — и пожал ее согревшуюся ладонь.

В этот вечер уже не Аля, а Женька спросил первым:

— Ну, когда же встретимся?

От матери Женька не считал нужным скрывать эти встречи. Тем более что она поинтересовалась, где это он теперь почти каждый вечер шастает.

— С подшефницей ходил в филармонию. Осваиваем классическое наследство.

— Это с Алевтиной, что ли? — не сразу поняла Екатерина Тимофеевна и покачала головой: — То-то, я вижу, заниматься стало некогда: все вечера где-то «осваиваешь»…

Сама она Алю уже давно не видела и, придя в отделочный цех, остановилась, неприятно задетая: Аля за это время и похудела, и выросла, и постройнела, и вообще стала какая-то другая. Стала выше, потому что поднялась на каблучки, потому что высоко начесала волосы. Тоньше, потому что на ней было темное прямое платье вместо пестрого расклешенного, в котором ходила раньше. Стала бледнее, потому что, наверное, на одном хлебе сидела: иначе откуда же сразу платья пошли да туфли; вот и сумочка модная на верстаке лежит. И красивее стала девчонка, потому что влюблена, — это сразу поняла Екатерина Тимофеевна. Сияет, ну просто сияет, дурочка!

И Екатерина Тимофеевна не сдержалась, улыбнулась. Аля же засмущалась, забормотала что-то:

— Ой, да это вы!.. Я все зайти к вам хотела… Смотрите, Екатерина Тимофеевна, как я теперь работаю. Честное слово, все сама, самостоятельно. И не бракуют у меня больше.

— Это хорошо, — сдержанно отозвалась Екатерина Тимофеевна, замечая, что Аля все-таки боится смотреть ей в глаза. — Только вот, я гляжу, что-то модна ты очень стала. Много, что ли, заработала?

— За январь шестьдесят шесть, а в феврале больше, наверное, будет.

«Влюблена, влюблена, чертяка, — наблюдала Екатерина Тимофеевна. — Простым глазом видно, что влюблена. Закрутил Женька ей голову…»

Недоброе чувство поднималось и росло, хотя Екатерина Тимофеевна старалась его приглушить: «Чего я себя настраиваю? Может, пустяки все…»

— Ну, шикуй, только ума не теряй, — холодно сказала она Але. — Помнить надо, что ребенок у тебя растет. Ребенок дороже тряпок.

Аля сразу сникла. Сказала совсем тихо:

— А я не забываю… Я им все время посылаю. А туфли… я их по случаю взяла, они недорогие. И платье… У меня ни одного хорошего не было, я и решила. В цех потому надела, что на концерт сегодня сразу пойдем…