Женская история Битлз

В 1964 году журнал «„Битлз“ вокруг света» (Beatles ‘Round the World) опубликовал статью с вынесенным в заголовок вопросом: «Почему они называют это битломанией? Разве это не Битловоззрение?» Хотя увлеченность «Битлз» в ней не интеллектуализировалась, это был текст в защиту битломанок. Автор статьи приходил к следующему выводу: то, что девушки «сходят с ума по таким парням», — вполне разумно. Кроме того, из заголовка следует, что битломания — не разновидность психического расстройства, а нечто по природе здоровое, побуждающее девочек заглянуть вглубь себя. Битломания могла бы стать проводником внутреннего поиска, в котором преданность кумирам была бы отправной точкой. Анализируя женскую аудиторию Брюса Спрингстина, исследовательницы Лоррейн Манджионе и Донна Лафф отмечали, что чувство связи с автором-исполнителем предполагает «…пространство и механизм для создания идентичности, поисков смысла и ощущения общности»[144]. Битломания предлагала то же самое, превращая поклонниц «Битлз» в заправских «ширли холмс»: исследуя происходящее вокруг, они в итоге могли лучше «разгадать» себя. В своей книге «Битлизм: как „Битлз“ и их поклонники переделали мир» (How The Beatles and Their Fans Remade the World) Кэнди Леонард, социолог и битломанка первой волны, вспоминает: «То, что пресса окрестила битломанией, заставило меня задуматься о том, что существует большой мир, и я являюсь его частью»[145]. Для некоторых жительниц Японии битловский фэндом накладывался на «жажду дальних странствий». По мере того как битлы раскрывали себя через творчество и славу, их «ищейки-поклонницы» были заняты тем же самым, когда стремились «…раскрыть какие-то секреты и разгадать какие-то тайны [собственной] жизни»[146].

Битломания была для девушек попыткой бегства из живущего по мужским законам мира взрослых: бегства через собственную моду, сленг, мероприятия и музыку. Что в Сиэтле, что в Стокгольме, им удавалось культивировать чувство общей идентичности и причастности к международному сообществу, просто оформив подписку на журнал «„Битлз“ мансли». Подростковые и музыкальные журналы превращались в кладезь бесценных текстов, поставлявших фанаткам знания по «битлологии» и подруг по переписке — таких же читательниц, с которыми можно было общаться. Битломанки стремились носить одежду в стиле мод, которая в их сознании была связана с битлами и их возлюбленными, любили щегольнуть кепи «под Джона Леннона» или круглым значком с надписью «Я люблю Ринго». Фанатки из Америки часто перенимали британский сленг (fab — балдеж, the gear — круть, grotty — отстой), чтобы быть с кумирами в одном культурном поле. Какие-то поклонницы объединялись в группу «Битл Бобби» («бобби» — неформальное прозвище английских полицейских), целью которой была «защита „Битлз“ и пресечение массовых беспорядков» на их выступлениях. Другие создавали фан-клубы или организовывали мероприятия в школах и местных молодежных клубах. Подобно традиционным субкультурам, битломанское сообщество давало девушкам возможность одновременно «вписаться» в ряды сверстниц и «не затеряться» среди них. Благодаря битломании они могли не бояться быть дерзкими.

«Битлз» стали поводом для некоторых фанаток задуматься об индивидуальной и коллективной идентичности.

Американка Патриция Батиски (1952 г. р.) росла у пожилых родителей; у нее был брат, старше ее на тринадцать лет. До «Битлз» в их доме ни разу не звучал рок-н-ролл. Хотя именно мать летом 1964 года повела Патрицию на фильм A Hard Day’s Night, а потом в 1966 году уже на концерт «Битлз», девочка воспринимала свое увлечение как нечто, в корне отличное от семейного досуга. По ее словам, «…я становилась отдельным человеком, и [„Битлз“] являлись частью этого становления»[147]. Британская поклонница Кэтлин Шоу воспринимала «Битлз» и все, с ними связанное, как неотъемлемую часть культурных изменений, пришедшихся на ее отрочество: «Через музыку и моду я могла отличить себя от старших братьев и сестер, ну, и от родителей, и вырастить в себе собственную уникальную личность (по крайней мере, мне так казалось)»[148].

Голландская поклонница Лютгарда Мютсерс, будучи школьницей, также считала «Битлз» ключевым элементом своей отроческой идентичности. Дело не только в возможности болтать с подружками о музыке, но и в том, что «…„Битлз“ в 1964 году зажгли важнейшую искру осознания того, что я принадлежу к поколению, которое выражает себя через популярную музыку, и это нужно воспринимать всерьез»[149].