Женская логика

– Нужно! С чем пришли, Екатерина Сергеевна?

– С победой.

– Слушаю вас внимательно.

– Повестку Юшковой я доставила.

– И вам пришлось заняться этим в выходной день?

– Чего не сделаешь ради правосудия.

– Мне нравится, что вы так прониклись нашими проблемами.

– Я готова проникнуться ими еще глубже! – заверила Касатонова, пронзая Убахтина сверкающим своим взглядом, полным изумления и восторга.

– Боюсь, что в этом уже нет надобности, – последними словами Убахтин как бы оборвал светскую беседу и перевел разговор на суровую действительность.

– Вы хотите сказать... – Касатонова прижала ладошки к груди. – Вы намекаете...

– Ни на что я не намекаю. Говорю открытым текстом. Убийца известен.

– Кто же это?

– Да вы и сами прекрасно знаете, поскольку немало сделали для ее разоблачения.

– Ее? – переспросила Касатонова дрогнувшим голосом.

– Да, Екатерина Сергеевна! Да. Вы правы. Юшкова.

– Вы в этом совершенно уверены?

– Отпечатки пальцев на телевизионном пульте. Спасибо за подсказку. Признаю – ваша идея. Пульт, как вы помните, был зажат в руке мертвеца.

– Боже, как вы все-таки выражаетесь!

– Предельно кратко, предельно точно. Так выражаться я просто вынужден, потому что все другие выражения – тонкие, изысканные, соболезнующие... склоняют к ошибкам и уводят в сторону от истины.

– Как-то уж больно сурово выглядит ваша истина.

– У вас есть другая? Менее суровая?

– Значит, когда она придет сюда по повестке... Вы намерены ее задержать?

– Мы ее уже задержали. Вчера.

– Юшкова арестована?!

– Да, – Убахтин развел длинные руки в стороны, улыбнулся, изобразив глубокими своими морщинами нечто вроде сочувствия. Дескать, такова правда жизни. – Простите, Екатерина Сергеевна, но у меня впечатление, будто вы вовсе не обрадовались собственному успеху. А?

– О каких успехах речь, Юрий Михайлович?

– Но ведь ваши подсказки помогли изобличить убийцу!

– Она призналась?

– Конечно, нет.

– Вот видите!

– А зачем, собственно, нам ее признания? Она, кстати, не отрицает, что была в квартире Балмасова в ночь убийства.

– В вечер убийства, – механически поправила Касатонова.

– Это имеет значение? – Убахтин, как человек, славно поработавший, как человек, довольный своей работой, откинулся на спинку стула и поглядывал на Касатонову с этакой снисходительностью, доброй, сочувствующей, но все-таки снисходительностью к ее неопытности, слабости, может быть, даже некоторой бабьей глуповатости. А вот этого Касатонова не любила. Более того – терпеть не могла и всегда находила возможность поставить наглеца на место.

– Как?! Вам, следователю, безразлично время, когда совершено убийство?! – Изумлению Касатоновой не было предела.

– Видите ли, дорогая Екатерина Сергеевна, – Убахтин оттолкнулся наконец от спинки стула и положил руки на стол. – Это, конечно, имеет значение. Не спорю. Но на фоне других фактов, неоспоримых и суровых, некоторыми побочными обстоятельствами можно и пренебречь.

– Вы знаете о том, что Юшкова была любовницей Балмасова?

– Знаю. Как и то, что потом в качестве любовницы выступала дочь Юшковой. Смена поколений, как говорится. Мать подготовила достойную замену. Но, видимо, где-то не совладала с собственными страстями. Бывает. Видимо, поддали они с Балмасовым в тот вечер, может быть, даже хорошо поддали... И вот результат.

– А откуда у нее пистолет?

– Знаю, знаю я про этот пистолет, – Убахтин махнул большой своей ладонью так выразительно, что лица Касатоновой коснулась, кажется, волна воздуха. – Сам Балмасов по глупости своей и самонадеянности этот пистолет вручил юшковской дочке. А мать нашла. И рванула к Балмасову выяснять отношения. Чем кончилось это выяснение, вам известно.

– Я все поняла, – обреченно проговорила Касатонова, потупив глаза. – Вам просто нужен убийца.

– Что?!

– И вы готовы этот ярлык нацепить на кого угодно... Вам срочно нужен убийца. Для отчета.

Касатонова прекрасно понимала, что несет полную чушь, но в то же время сознавала, что эта чушь, во-первых, задевает Убахтина за живое, лишая его спокойствия и здравости, а во-вторых, имеет жесткую, скрытую логику, которую вот так с ходу опрокинуть невозможно. А если учесть, что это абсурдное обвинение произносит женщина, которая сама кое-что сделала для разоблачения убийцы, то нет ничего удивительного в том, что следователь попросту потерял дар речи.

– Мне нужен убийца?! А на фиг?! На фиг?!

– Для отчета, – чуть слышно проговорила Касатонова, не поднимая глаз.

– На фиг?!

– Чтобы получить повышение.

– На фиг?!

– И вам повысят зарплату, – Касатонова не поднимала головы и не смотрела на Убахтина, словно бы стесняясь его корыстолюбивых устремлений, которые только сейчас вдруг ей открылись.

– Ни фига себе, – обессиленно произнес Убахтин, чуть изменив свой возглас.

– Вот вы говорите – отпечатки остались...

– Нет! – Убахтин поводил в воздухе указательным пальцем из стороны в сторону. – Отпечатки – это ваше достижение, Екатерина Сергеевна! А мои достижения в другом. Я установил, откуда пистолет, я установил мотив... Вам известен мотив?

– Известен.

– Он достаточно убедителен?

– Достаточно.

– Вы видели ее дочь?

– Видела.

– Разговаривали с ней?

– Немного.

– И что?