Женская месть

— Мой Колюнька не только до баб вострый, он ужо на тракторе вместе с отцом вкалывает. Кому огород вспашут, другому дрова иль сено привезут. Без работы не сидят ни единого дня. А и копейка в дом идет живая. С утра дотемна чертоломят. У нас в роду все мужики такие — моторные, без дела не сидят. Все у них в работе. Так-то и дед, до последнего дня пчеловодил. Только с последней пчелой оплошал.

— И ты ему за это не навешала? — встряла Валентина.

— Кому? Покойнику? Ты, в своем уме, дура? Он же помер на той бабе! Фельдшер сказал, что если б один стакан первача хлопнул, все обошлось бы. Он же два саданул, давление и подскочило, какой-то сосуд не выдержал и лопнул сдуру Острамил деда!

— И ты еще его жалеешь? — округлились глаза Валентины до неприличного.

— Понятное дело, жаль человека. С им шестьдесят три года прожили как единый день. Все радостью помечены, как звездами небушко.

— Хорошие звезды, коль изменял что борзой! Ему бы любая таких на загривок наставила, что и голову не поднял бы! — возмутилась Валя.

— Потому ни на любой, а на мне оженился и ни разу об том не пожалел. Душа в душу жили и голубились. Ить изменяют мужики ни хреном. Что он? А вот когда любить перестают, остывает сердце и уходят голуби из семьи насовсем, без оглядки и тепла, без сожалениев и памяти. Вот это и есть измена, самая горькая разлучница, нет ее больней. А мой дед только шалил. Душою всегда моим оставался, — улыбалась Дмитриевна озорно и молодо.

Валентина смотрела на старуху удивленно и растеряно, так и не поняв ее.

Бабка забрала отремонтированную обувь, вытащила из кошелька деньги, отдала Захарию, спросив робко:

— Не обидишься, голубчик, не мало ли?

— Сколько дала на том и спасибо. Главное чтоб не жалела, не последние от себя оторвала!

— Ты как мой дед. Он тоже людей жалел. За это ему Бог помогал всегда и никогда не оставлял нас без куска хлеба. Дай Бог тебе здоровья, остальное приложится, — собрала обувь и, попрощавшись, вышла в дверь.

— Чокнутая бабка! — фыркнула вслед Дмитриевне Валентина.

— Зато в семье живет, со всеми ладит и уходить никуда не собирается. Не отпустят ее. Она в семье нужна каждому Скольких детей и внуков вырастила! У них женщины аборты не делают, рожают, и хоть тоже нелегко приходится, всех растят.

— Это ты брось, Захар! Кто теперь рожает без оглядки на возможности. Ты сам подумай, сколько стоит нынче вырастить ребенка. Одно приданое тыщ сто обойдется! А где их взять? Вот и решил Женька аборт сделать Наташке. Не потянули б дитенка! Сил нет.

— Всю жизнь ты канючила, жаловалась на нехватки, все тебе было мало. А спроси, куда деньги девала? На дорогие духи, на кремы, на импортные колготки и одежду, на украшения. Хотела быть лучше других. Все меня пилила, что не могу твои запросы обеспечить. Следом за тобою Ирка и Наташка такими стали. Женьку измучили. Хорошо, что хоть теперь в руки всех взял. Вон люди живут, ни на что не сетуя. Друг друга не жрут. И все у них путем. Знают, кто в их бедах виноват, — оглянулся на скрипнувшую дверь. Увидел мужика стоявшего у порога:

— Захарий, выручай! В гости к куме навострился, да в потемках споткнулся на камень. Гля, чего приключилось! Подошва до самого каблука оторвалася! Помоги!

— Давай сюда, не бедуй, присядь ненадолго, — предложил сапожник человеку, сел на чурбак, достал «лапу», вставил в нее ботинок с оторвавшейся подошвой, зачистил, подбирал гвозди.

— А где же те мужики, какие у тебя жили? — спросил гость оглядевшись.

— Поженились. Нынче семьями живут, в своем углу. Хорошие люди завсегда себе пару сыщут. Вот и эти так. Долго не мучились, сыскали судьбу, теперь довольны.

— Везучие! А я от своей слинял, к мамке смотался. У ней живу. Надоела «пила», достала до печенок. Зудела с утра до ночи. Сколько ни дай, все мало. Другие вполовину меньше домой приносили, их не грызли и всего хватало. Моя, как прорва.

— Сколько ж у тебя детей? — спросил Захар.

— Одна дочка. Ей пять лет.

— А жена работает?

— Ну да! Диспетчером в таксопарке. А я таксую. В две смены вкалываю. Мужики прикалываются, советуют бабу поменять. Поверишь, за весь месяц у меня завтра будет первый выходной. Вот решил куму навестить. Хорошая баба. Давно с ней не виделся. Мамка передала, что звонила, звала в гости. Надо навестить. Мы с ней с самой школы дружили. Никогда не подвела. Эх-х, дурак, надо было на ней жениться.

— Так и женись теперь, что мешает?

— Нынче согласится ли, ведь я алиментщик. Тогда свободным был, — вздохнул таксист.

— Ежли путевая баба, на это не глянет, — успокоил сапожник.

— Теперь, прежде чем согласиться, всякая смотрит, сколько мужик получает. А уж потом решает, идти за него или нет.

— Не горюй! Вон оба мужика, какие здесь жили, тоже детей имели, своих. Но пришлось уйти. И что с того? Устроились нормально.

— А тот, какой слесарь по машинам, далеко уехал? Хочу свою «тачку» ему в ремонт пригнать. Классно машины делает.

— Он в доме рядом живет, по соседству.

— Хорошо! Завтра к нему подвалю, может, договоримся.

— Давай, сними второй ботинок, подобью! Надежней будет!