— Спрятал она сына своего среди простолюдинов от гнева царского, чтоб род свой сохранить. А когда отец Василий, тесть твой, по родовым книгам родство наше вычитал, тут вскорости красные нагрянули. Того хуже. В знатном родстве и вообче сознаться нельзя. Вызвал он меня перед смертью. Велел всем выйти. Да и рассказал, — сил у Прасковьи становилось всё меньше. Она и сама это чувствовала. Переведя дух, продолжала: "Только, говорит, до времени никому не сказывай. А то погубишь род, веками сберегаемый. А помирать будешь, кто самый разумный в роду будет, тому и скажешь. Ещё, говорит, Тихон знает. В бытность поповичем помогал те книги читать".
Казалось, Прасковья задремала. Устинья сидела молча. Ни в силах разуметь бред это, или правда. Жизнь, каких только чудес не бывает. И выглянула в окно, на Татьянин тополь.
Лицо Прасковьи разгладилось. Сделалось белым, чуть тронутым румянцем. Устинья смотрела на мать и не узнавала. Та будто помолодела. Только странная неподвижность появилась в нем.
— Морозовы мы, слышь, Устишка, Морозовы…
Дыханье Прасковьи прервалось, и чуть погодя легкий хрип вырвался из побелевших губ.
Ни двинуться с места, ни заплакать Устинья не могла. Сидела как окаменевшая, сжав обе руки в один кулак. И не вдохнуть, не выдохнуть. Ком встрял в горле. Дотянулась до материнской кружки. Сделала глоток, а он сквозь горло не проходит. Так и сидела, то ли воздух, то ли воду глотая.
Похоронили Прасковью по всем правилам. Иван с Ильей расстарались, оркестр добыли. Блестели медные трубы. Пятеро музыкантов вынимали душу не только у Устиньи, а у всего барака. Похоронили её в одной могилке с внучкой, которую при жизни она и не видела. Рассудив, что с бабушкой-то им вместе лучше будет.
Глава 14
КОЛГАН — ТРАВА
Жила семья дружно. Деньги держали все вместе. Вместе и решали, кому что вперед покупать. А поскольку излишков не было, то и покупали тому, у кого что поизносилось вовсе.
Но как-то вечером Акулина после ужина обратилась ко всем, говоря, что дом у неё в Покровском не продан и придется туда ехать. Не бросать-же. Да и неизвестно, как дело обстоит с Тимофеем. Вдруг откуда из госпиталя везти, а денег за душой ни копья.
— Тетка Кулинка, об чем речь. Нас вон какая сила, а ты одна, а все заработанные деньги в семью отдаешь. Вы уж с матерью определитесь сами, сколь в общий пай тебе ложить. А остальное — сама хозяйка. Как, мамань, считаешь? — И Иван обвел всех взглядом.
— Я — "за", — и Илья допил сладкий чай из кружки.
Елена с Надеждой слушали вполуха, явно желая выскочить из-за стола по каким-то своим делам.
— Я и сама думала, что хучь какую копейку скопить. Да с вами скопишь. То на Илюшке обутки сгорели, то Надька слезми исходит — пальтушка мала, не застегивается. Конечно, Кулинка всю свою жизнь на нас тянется. Права она, — и Устинья встала из-за стола.
Со следующей получки Акулина стала отдавать в семью установленную сумму, а остаток денег складывала в тот самый сундук, который был её приданным, заворачивая в холстяное самотканое полотенце, вышитое по краям красным и черным крестом. Когда скопилась небольшая сумма, а ехать ещё никакой возможности не было, Акулина, посоветовавшись с Устиньей, которая ничего отложить не могла, купила швейную машинку. К оставшейся части денег добавили немного от получки Ивана и Ильи и купили два отреза на платья Елене и Надежде. Елене — белое с голубыми колокольчиками, а Надежде голубое с белыми ромашками. Шила Акулина сама. Когда платья были готовы, то порешили, в выходной день пойдут в кино все вместе, на два часа дня. И билеты дешевле, и весь барак платья увидит. Однако Илья с Иваном наотрез отказались. Пообещав, что встретят мать, сестер и тетю Лину у выхода, после окончания сеанса.
Устинья в кино была впервые. Изволновалась и изнервничалась за фильм так, что выходя с удивлением смотрела на солнечный день. От клуба к бараку шли всей семьей. Светило солнце. День был выходной. И, наверно, впервые за последние годы семья была счастлива. Вернувшись, молодежь разбежалась по своим делам, а Акулина с Устиньей устроились на лавочке возле барака. Наступал вечер. Стали собираться жильцы. Вынесли карты и банку из-под Монпансье с "игровым капиталом".
Постепенно угасал дневной свет. Включили лампочку у входа. Беззлобно переругиваясь и перешучиваясь, играли до темноты. Когда же настала пора расходиться, кто-то сказал, что Победа-то пришла, а они её не встретили. Как-то не по-людски это. Поэтому, уже собрав карты, решили, что пока обождут со встречей. Поскольку ещё не все победители домой вернулись. С тем и разошлись. Акулина легла спать, но от множества новых впечатлений сон не шёл. И она, сама не заметив как, стала представлять как они с Тимофеем, когда он вернётся, вместе пойдут в кино. Высокий статный Тимофей, в новенькой военной форме, при наградах, ну чуть прихрамывая, с войны же, поддерживает её под руку, а она в нарядном платье, какого у неё пока не было, идут по Бумстрою и все с ними здороваются.
— Акулина Федоровна, уж не супруг ли Ваш вернулся?
— Дал Бог — вернулся.