Читаем Женская верность полностью

ЖКО и вправду оказалось рядом. Пришел мужик здорово похожий на её зятя, да и воняло от него также. Однако время поджимало, а ещё к Анне в роддом. И Марфа выложила ему рублёвку, предупредив, если быстро дверь починит, да замок поменяет, даст ещё одну. Мужик крякнул, почесал за ухом грязной пятернёй:

— Это мы махом, — и действительно, не прошло и часа, как дверь была в порядке, а новенький замок укреплён блестящей металлической полоской, на всякий случай.

За то время пока налаживали дверь, Марфа начистила и отварила картошки, обжарила сало с луком, всё с собой привезла, нашла стеклянную банку, плотно уложила картошку в банку, укутав всё это полотенцем, положила на газетку пару солёных огурцов и, решив зайти в магазин купить молока, направилась в роддом.

Принимая передачу, пожилая нянечка, улыбаясь, говорила: "Ну, что вы беспокоитесь. Мы мамочек кормим. У нас еда отменная. Вот седни на завтрак каша на молоке, хлеб с маслом и сладкий чай. А на обед и первое, и второе и третье. Да ещё до ужина полдник бывает. Дополнительно кормим, ведь они у нас сами — кормящие". Марфа улыбнулась, на душе немного потеплело. Ничего, главное чтоб дочь, да внук здоровы были, а там всё образуется. Чай не безрукие. Дождавшись возвращения, спросила: "Как там?".

— Внук у вас, скажу вам, красавчик. Счас кормление, так он при ней. Вы здание обойдите, а там от угла второе окно, крикните, может в окно покажет, — Марфа кивнула, поблагодарила и заспешила, сама не зная почему.

Разглядеть в окно крошечный сверток было невозможно, но в груди поднялась такая волна радости и счастья, что Марфа и улыбалась и плакала и притопывала на месте одновременно.

— Ань, я вечером опять приду. Чего принесть?

— Мам, ничего не надо, всё есть.

— Ладно, сама посмотрю. Да у окна-то, у окна не стой, простынешь.

Вернувшись в квартиру, Марфа мыла, выскребала и наводила чистоту. А вечером, купив в магазине сметаны и булочку, опять побежала к Анне. Возвращаться не спешила. Жизнь странным образом наполнилась счастливыми заботами. Вроде и те же, что из утра, ан, нет! И воздух свежий. И люди улыбаются. И фонари вон как светят. Квартира есть. Сама Анна грамотная, институт закончила. Внук, бог дал, здоров. А гада этого она на порог не пустит! Ещё поднимаясь по лестнице, увидела, Иван сидит на ступеньках. Замок-то она сменила. Такой же грязный, но видать — трезвый.

— Чего это, я уж и к себе домой попасть не могу. Ишь, раскомандовались тута!

Она остановилась.

— Квартира эта моей дочери, как специалисту, после института дадена. А издеваться над ней и моим внуком — не позволю!

— Чего на весь подъезд раскудахталась! Дома и разберёмся.

— Ежёли опять скандал учинишь, али с пьяной мордой придешь, сдам в милицию. Попомни моё слово. А там как Анна решит, так тому и быть, — и она отомкнула дверь.

Весь вечер зять пытался мыться, чистить обувку, толокся без толку, и было видно, что давно уж человеческий облик потерял, и навряд ли он к нему вернётся. Марфа смотрела, вздыхала и никак не могла понять: как её умная, грамотная Анна, могла сойтись с таким человеком?

— Каким же боком ты к моей Аннушке-то подкатился?

— А летом дело было. Поход. Река. Гитара. Там все девки от зависти позеленели.

— Ой-иии…

— Ну, я тогда самую малость прикладывался. Пообещал — брошу.

— Дак бросай.

— Ну да, вот счас, возьму и всё брошу!

— Тады: вот бог, вот тебе порог!

— А это не вам решать! Я её муж! И деться ей некуда! Кто её с моим дитем кормить будет, да одевать!

— Это ты-то кормишь, да одеваешь? — Марфа распахнула створки старого, скрипучего шифоньера: на трех вешалках болталось старое, ещё девичье пальто Анны, тёмно-зеленая вытертая мужская тужурка и отдельно висел чистый ситцевый халат.

— Тебя спрашиваю, где одёжа-то, где? Это одежа, это?! — больше там ничего не было. Марфа осмотрелась по сторонам. Но в комнате просто негде было спрятать что-нибудь из одежды. Под кроватью стоял старый коричневый, оббитый дерматином, чемодан. Она резко выдвинула его, откинула крышку, но кроме старенького, поношенного нижнего белья, да приготовленных, тоже видно из старой простыни, детских пеленок, там ничего не было.

— А шаль, шаль-то, что я в тот приезд привезла где?

— Больно нужно мне в вашем бабьем тряпье копаться! Может она ту шаль, пока я выпимши, куда прогульбанила…

— Это с пузом-то прогульбанила? Обдумайся, что болтаешь.

— Все бабы одинаковы. Чем твоя Анька лучше? Переспала со мной ещё до регистрации. Вот теперь и думай, прогульбанила она шаль или кто украл!

— Значит так, ежели хоть раз придешь выпимши — вызову участкового. А жить буду у вас. Понял?!

— Чего добьешься? Девок счас — как грязи. А парни — все наперечет. Меня любая пригреть за счастье сочтет.

— Вот и осчастливь какую другую, а нас оставь в покое.

— А видал я вас… — он схватил шапчонку, накинул на плечи куртку и выскочил за двери.

"Видать, более невтерпёж тверезому находиться", — подумала Марфа, но, замкнувшись, поняла, что рада его уходу, потому что опасалась с пьяным ночевать. Долбанет кулаком, а много ли ей в её возрасте надо?

Глава 26

МОТОЦИКЛ

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Оптимистка (ЛП)
Оптимистка (ЛП)

Секреты. Они есть у каждого. Большие и маленькие. Иногда раскрытие секретов исцеляет, А иногда губит. Жизнь Кейт Седжвик никак нельзя назвать обычной. Она пережила тяжелые испытания и трагедию, но не смотря на это сохранила веселость и жизнерадостность. (Вот почему лучший друг Гас называет ее Оптимисткой). Кейт - волевая, забавная, умная и музыкально одаренная девушка. Она никогда не верила в любовь. Поэтому, когда Кейт покидает Сан Диего для учебы в колледже, в маленьком городке Грант в Миннесоте, меньше всего она ожидает влюбиться в Келлера Бэнкса. Их тянет друг к другу. Но у обоих есть причины сопротивляться этому. У обоих есть секреты. Иногда раскрытие секретов исцеляет, А иногда губит.

Ким Холден , КНИГОЗАВИСИМЫЕ Группа , Холден Ким

Современные любовные романы / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Романы