Женская война. Сильвандир

Произнеся эти слова, призрак исчез, и Роже почудилось, будто он различил с трудом подавленное рыдание, оно свидетельствовало, что усопшая сожалела о новой разлуке не меньше, чем тот, кто остался жить на земле.

— О нет, нет! — вскричал Роже, соскочив с кровати. — О нет, только не говори "прощай", только не говори "прощай"! Констанс, Констанс, если я наверняка буду знать, что никогда тебя больше не увижу, я сойду с ума!

И шевалье упал на колени перед картиной, протягивая руки к Христу и умаляя тою, кто так страдал, пожалеть его, кто так страдает.

Однако Роже умолял только бесчувственный образ, немое полотно: юноша был теперь один, последние звуки голоса Констанс затихли, ее тень исчезла.

Тоща он с трудом дотащился до постели и лег совершенно разбитый горем: он услышал последнее "прости" Констанс; случилось то, чего он так боялся: ее появление было последним, тяжелый надгробный камень вновь опустился на ее могилу, и больше этот камень уже не сдвинется с места.

Шевалье показалось, что он во второй раз теряет Констанс. Прошло больше часа, а он все еще пребывал в лихорадочном волнении, отчаяние охватывало его. Возглас "Прощай!", повторенный трижды, причем два последних раза он сопровождался рыданиями, возглас этот отдавался у него в ушах слезным призывом, и он, сам того не замечая, непроизвольно произнес вслух:

— Прощай! Прощай!

И вдруг Роже почудилось, что из-за деревянной обшивки стены донесся звук легких шагов, едва уловимый шум, напоминавший звук шагов сильфиды, чуть слышно ступающей по ковру из цветов. Юноша растерянно приподнялся на своем ложе, он тяжело и прерывисто дышал; надеясь и трепеща всем телом, он не сводил глаз с картины, теперь уже окутанной мраком; однако, несмотря на темноту, ему померещилось, будто рама, которую одну только и можно было еще различить в ночном мраке, снова пришла в движение; вскоре у него уже не оставалось сомнений: картина медленно поворачивалась вокруг своей оси.

Констанс появилась вторично; на сей раз призрак отделился от деревянной обшивки стены и, осторожно спрыгнув на пол, устремился к юноше, восклицая:

— Роже! Роже! Я не умерла! Роже! Я вовсе не тень Констанс! Я сама Констанс!

И в ту же самую минуту шевалье, почти обезумев от счастья, в самом деле почувствовал, что он сжимает в своих объятиях не тень, а живое существо из плоти и крови.

VIII КАК В АНГИЛЕМЕ И В БЕЗРИ УЗНАЛИ О ТОМ, ЧТО ВИКОНТ ДЕ БУЗНУА, ОТСТАВНОЙ КАПИТАН ФРЕГАТА "ФЕТИДА", УМЕР, НЕ ОСТАВИВ ЗАВЕЩАНИЯ, И КАКИЕ ИЗМЕНЕНИЯ ВНЕСЛА ЭТА НОВОСТЬ В ПЛАНЫ ОБОИХ СЕМЕЙСТВ

В нескольких словах Констанс объяснила Роже все, что произошло.

Пока наш беглец с трудом добирался из Амбуаза в Шинон, аббат Дюбюкуа успел примчаться в Ангилем, где он рассказал барону и баронессе о новой выходке своего воспитанника; и тоща с полным основанием решив, что Роже направился в Шинон, они стали обдумывать, каким образом положить конец его упорной любви, грозившей совершенно лишить покоя родителей обоих молодых людей. И тут аббату пришла в голову счастливая мысль: он посоветовал барону распустить слух о смерти Констанс. Баронесса, чье материнское сердце говорило, что эта неожиданная новость причинит ее сыну много горя, долго противилась столь хитроумной уловке; однако в конце концов ей пришлось уступить убедительным доводам мужа, и барон отправился в путь, дабы вовлечь в заговор настоятельницу монастыря.

Случилось так, что одна из монашенок скончалась как раз днем раньше, и это обстоятельство помогло осуществить намеченный план.

Мы уже видели, как именно он был приведен в исполнение. Не подумали, увы, только об одном — о том, каким сильным и упорным окажется горе юноши, когда он узнает о случившемся, и, главное, никто не мог предвидеть, к какому крайнему решению он придет под влиянием своего горя.

И вот когда благодаря аббату Дюбюкуа в Ангилеме стало известно, что Роже решил стать иезуитом, новость эта повергла барона и баронессу в полное отчаяние. Как мы уже знаем, барон тотчас же отправился в Амбуаз, уповая на то, что его отцовское влияние образумит шевалье и заставит его стать более рассудительным; однако после первого же разговора с сыном достопочтенный дворянин убедился, что мысль удалиться от мира крепко засела в голове шевалье и ее оттуда никакими силами не выбьешь.

Он тотчас же написал жене и сообщил ей о печальной уверенности, которой проникся.

И тоща баронесса в свою очередь придумала план, подсказанный ей материнским сердцем: она решила призвать на помощь Констанс, которую шевалье считал умершей, с тем чтобы та побудила несчастного юношу отказаться от его безрассудного намерения. Баронесса лично отправилась в Безри и так настойчиво просила виконтессу, так умоляла виконта, что те не могли устоять перед ее слезами и согласились на то, чтобы их дочь сыграла роль посланца потустороннего мира, дабы сохранить шевалье Роже Танкреда для мира земного.