С этими словами таинственный посетитель, пятясь, вышел из комнаты, отвешивая еще более низкие поклоны, чем тоща, когда появился; он был уже далеко, а шевалье в полном изнеможении судорожно сжатыми и дрожащими пальцами все еще стискивал свой влажный от пота лоб.
XIV
О ТОМ, КАК ТАИНСТВЕННЫЙ НЕЗНАКОМЕЦ ПОЯВИЛСЯ ВО ВТОРОЙ РАЗ И КАК В ХОДЕ ВТОРОГО СВИДАНИЯ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА НЕСКОЛЬКО ПРОЯСНИЛИСЬ
Роже довольно долго не мог опомниться от удара, который так неожиданно на него обрушился; наконец, собравшись с силами, он поднялся с кресла, взял шляпу и поспешил к маркизу де Кретте, своему постоянному советчику, главной своей опоре.
По счастью, маркиз был дома.
— Что с вами?! — воскликнул он при виде шевалье. — Неужели вы проиграли тяжбу?
Кретте задал этот вопрос потому, что на его друге, как говорится, лица не было.
— Слава Богу, пока еще нет, — отвечал Роже, — ведь, как вам известно, дело будет разбираться в суде только через три дня. И даже…
— И даже?.. — повторил маркиз.
— И V меня даже появилась некоторая надежда выиграть эту тяжбу, — со вздохом закончил шевалье.
— Тоща мне кажется, у вас нет причины столь тяжко вздыхать.
— Разумеется, вам так кажется, ибо вы не знаете, на каких условиях это возможно.
— Ах! Стало быть, вам поставили условия?
— Увы! — пробормотал Роже.
И он бросился в объятия к своему другу.
— Да говорите же! — воскликнул маркиз. — Вы заставляете меня не на шутку тревожиться.
И тоща шевалье поведал маркизу о человеке с опаловыми глазами и о своем разговоре с ним. Кретте выслушал рассказ с величайшим вниманием; когда Роже закончил, он сказал:
— Все это весьма странно. Быть может, у виконта де Бузнуа осталась побочная дочь, и ее хотят пристроить. Или, быть может, мой бедный друг…
— Или, быть может… — повторил шевалье, бледнея от догадки маркиза.
— Или, быть может, сама старая индианка задумала снова вступить в брак.
Роже содрогнулся, но одно соображение тут же успокоило его.
— Это невозможно, ведь она умерла.
— Тоща с ее стороны вам, видимо, ничего не угрожает.
— Правда, бывает всякое, — спохватился Роже, — я видел людей, которых считали умершими, а они вдруг появлялись среди живых.
— Упаси Господи! — воскликнул маркиз.
— Однако не думаю, что такое может произойти и на сей раз, — прибавил д’Ангилем.
— Тоща поищем другое объяснение. А ну как тут ловушка, расставленная вашим противником? Что вы на это скажете?
— Я уже и сам подумывал; да только какая корысть господину Афгано женить меня?
Мы забыли упомянуть, что именно так звали Индийца.
— Как знать! Но, так или иначе, будьте настороже.
— Да, разумеется, я все время настороже, но это, увы, не дает мне ни единого дня отсрочки: завтра от меня ждут ответа.
— Посоветуйтесь со своим отцом.
— Но ведь отец находится в пятидесяти пяти льё отсюда; а потом я должен вам прямо сказать, маркиз, что не могу так вот взять и жениться: я люблю, просто боготворю одну юную девушку из наших краев, она сама прелесть, сущий ангел во плоти и питает ко мне такую же привязанность, какую я сам питаю к ней; если я женюсь на другой, она умрет.
— Вы так полагаете? — спросил Кретте, и на лице его отразилось сомнение.
— Я в том уверен, она дала мне слово.
— Умереть?
— Нет, жить только для меня одного.
И Роже рассказал маркизу обо всех своих приключениях, связанных с Констанс, но имени ее не назвал.
— Ничего не поделаешь, друг мой! В таком случае вам думать не о чем. Однако, что вам дороже: девица… Не будет нескромностью, если я спрошу у вас, как зовут эту барышню?
— О нет! Ее зовут Констанс де Безри.
— Черт побери! Констанс, иными словами, постоянство! Да, такое имя многое сулит.
— Вы о чем-то хотели спросить меня?
— Я хотел спросить, что вам дороже: мадемуазель Констанс де Безри или семьдесят пять тысяч ливров годового дохода?
— Будь я один, я пожертвовал бы ради нее состоянием, жизнью, всем на свете! Но, увы, у меня есть отец и мать, они боготворят меня, и мой отказ разорит их.
— Да, вы совершенно правы, шевалье, — сказал маркиз, — вы им всем обязаны. Понимаете, друг мой, это дело вашей совести, только вы один и можете принять решение.
Роже тяжело вздохнул.
Маркиз де Кретте между тем впал в задумчивость и долго о чем-то размышлял; внезапно он схватил шевалье за руку и так крепко сжал ее, что тот оторопел.
— Вы трижды обреченный человек, — проговорил маркиз, — я догадался, из какого источника идут сделанные вам предложения.
— Боже правый! — в испуге воскликнул Роже.
— Ваш человек с бородавками — какой-нибудь судья, заседатель или судебный пристав, у него дочь-горбунья, и он горит желанием выгодно пристроить ее.
— Прошу вас, маркиз, не говорите мне подобных вещей, у меня мурашки по спине бегают.
— Любезный шевалье, надо уметь говорить друзьям правду в глаза.
— Увы! — простонал Роже.
— Повторяю, — продолжал маркиз, — напишите вашему почтенному отцу и попросите у него совета; но, на мой взгляд, здесь нет места сомнению.