Женская война. Сильвандир

Дело в том, что родители шевалье так и не узнали о том, что он так долго пробыл в заточении. Маркиз де Кретте справедливо полагал, что подобное известие убьет барона и баронессу, а так как они, постоянно живя в провинции и не имея никаких связей в Париже, ничем не могли помочь друзьям д’Ангилема, хлопотавшим за него, то маркиз решил избавить родителей Роже от бессмысленных тревог. Поэтому он сообщил им, что, облеченный секретною миссией, шевалье отбыл в Голландию, что никто не должен знать о его местопребывании, а потому они скорее всего долгое время не будут получать от сына никаких известий. Надо сказать, что уже в ту эпоху власти завели милый обычай, который столь счастливо сохранился и до наших дней, а именно обычай вскрывать частные письма с совершенно невинной целью — узнать, что в них содержится. От Роже не было вестей целых пятнадцать месяцев, но благодаря письму Кретте родители шевалье полагали, что они понимают причину этого; одного только они никак не могли понять: как мог их сын, надолго уезжая из Парижа в Гаагу, не завернуть по дороге в Лош.

Выйдя на свободу, шевалье тотчас же написал в Ангилем, но, предупрежденный обо всем Кретте, он не стал выводить своих родителей из заблуждения. Легко догадаться, с какой радостью было встречено его письмо. Однако после столь долгой разлуки барону и баронессе не терпелось повидать сына. Движимая материнской нежностью, баронесса настойчиво приглашала шевалье приехать в Ангилем и пожить у них в замке хотя бы месяц; но, обремененный своими тяжкими заботами, Роже никак не мог найти для этого время и удовлетворить вполне понятное желание своих славных родителей.

Уезжая в Марсель, шевалье написал им, что он вместе с женою отправляется в поездку по Провансу, что на обратном пути он заедет в Ангилем и погостит там месяц или два.

С тех пор в замке готовились достойно принять будущего наследника, торжественно встретить блудного сына. В самом красивом из покоев работали мастеровые, из Лоша доставили новую мебель — словом, делали все, чтобы молодая жена шевалье д’Ангилема по приезде в замок ни в чем не нуждалась.

Вот почему, когда в кленовой аллее показалась почтовая карета, которая неслась с такой быстротою, какая неведома в провинции, во всех закоулках замка послышался крик: "Шевалье! Шевалье!" И каждый занял свой боевой пост.

Карета стремительно приближалась и наконец остановилась у входа. Дверца экипажа распахнулась, и Роже упал в объятия родителей, плакавших от радости; затем он перешел в объятия бывшего своего наставника, аббата Дюбюкуа.

В нескольких шагах от них стояли старые слуги, которых привела сюда привязанность, и новые слуги, которых привело сюда любопытство.

И те и другие нашли, что их молодой господин — вельможа хоть куда.

Между тем Кастор вылез из будки, он заливался лаем и метался так, что едва не порвал цепь.

После первых проявлений радости баронесса вдруг заметила отсутствие своей невестки. Она заглянула внутрь кареты, обнаружила, что там никого нет, и воскликнула:

— А где же твоя супруга? Где она?

Роже непроизвольно покраснел, и непритворная слеза выкатилась из его глаз.

Поспешим сказать, что выкатилась всего лишь одна слеза.

— Меня постигла большая беда, матушка! — сказал Роже. — Я потерял госпожу д’Ангилем… Но войдемте в дом, я вам все расскажу.

Мы не беремся поведать читателю, какими громкими возгласами и с каким горестным удивлением был встречен в гостиной рассказ шевалье о страшном происшествии, случившемся в Марселе. Баронесса едва не лишилась чувств и все время повторяла на манер Жеронта:

— Какой черт понес его на эту галеру?!

Однако Роже довольно быстро утешил ее: для того чтобы совершить сие великое чудо, он просто отвел свою почтенную родительницу в сторонку и сказал ей всего несколько слов:

— Матушка, Господь Бог, которому ведомо все, знает, что госпожа д’Ангилем не принесла мне счастья; к сожалению, в обществе знают и то, что она не всегда выказывала то уважение к нашему имени, какое должна была выказывать; так что приключившаяся с нею беда всего лишь заслуженная кара.

Шевалье приходилось за последнее время немало лгать, но, по крайней мере, на сей раз он говорил правду.

Роже больше трех лет не был в Ангилеме; однако за время своего отсутствия он ничего не забыл, в его душе еще жили приятные воспоминания, и каждое из них было связано с его любовью к мадемуазель де Безри. Более ранних воспоминаний у него не сохранилось; ему даже казалось, что он и жить-то начал лишь с того дня, когда впервые увидел Констанс.