Женская война. Сильвандир

Это был самый простой, самый обычный ответ, и тем не менее он заставил шевалье вздрогнуть: Роже невольно ожидал, что им могут сказать, будто Констанс уже нет в монастыре или, того хуже, будто она умерла, как ему в свое время сказали в другом монастыре, в Шиноне.

Они вошли; какая-то монахиня проводила их в приемную и оставила вдвоем.

Виконт и шевалье не обменялись ни единым словом; отец Констанс приблизился к решетке, а молодой человек остался на месте, его почти не было видно в полутемной зале.

Через несколько минут дверь отворилась и вошла Констанс в белом одеянии, она медленно и почти бесшумно направилась к решетке.

Девушка осунулась и похудела, но стала еще красивее и грациознее, чем прежде; казалось, все земное сгорело в пламени ее любви и она из страдающей женщины превратилась в неземное создание, в ангела, готового унестись к небесам, дабы вкушать там вечное блаженство.

Внезапно подняв глаза, Констанс встретилась взглядом с шевалье. Она замерла, пошатнулась, издала громкий вопль. Роже испугался, что она может упасть, он бросился к ней, просунул обе руки между прутьями решетки и воскликнул:

— О Констанс! Констанс! Вы сущий ангел, но сможете ли вы когда-нибудь простить меня?

— Это он! — вскрикнула девушка. — Да, конечно, это он!

Потом, молитвенно сложив ладони и возведя очи горе, она проговорила:

— Благодарю тебя, Господи! Стало быть, я не напрасно верила, не напрасно надеялась. Вот он и вернулся.

— И тем не менее он и в самом деле был женат, — вмешался виконт де Безри, хотевший доказать дочери, что он ее не обманывал.

— Женат?! — вырвалось у Констанс. — Женат? Это правда, Роже?

— Увы! — ответил шевалье. — Я был вынужден уступить и подчиниться необходимости; вот письмо, которое я написал в ту роковую пору: мой отец, без сомнения, по воле самого Неба, не передал его вам.

— Тоща зачем же вы пришли сюда, Роже?

— Сказать, что я… свободен… и низко поклониться вам за вашу самоотверженную преданность.

— Вы свободны, Роже? Вы сказали, что теперь свободны?

— Да, свободен, — чуть слышно прошептал шевалье.

— Батюшка! — воскликнула Констанс. — Батюшка, я хочу уехать отсюда! О Господи Боже, Господи Боже, я просила у тебя смерти! А теперь, о Господи, я так хочу жить: Роже свободен!..

Каждое слово девушки, точно кинжал, вонзалось в самое сердце шевалье.

Он повернулся к виконту де Безри и попросил разрешения несколько минут побеседовать с Констанс.

Старик был бесконечно счастлив, что дочь, которую он уже считал навеки потерянной, будет ему возвращена; он тотчас же согласился на просьбу шевалье и даже вышел из приемной.

Едва только дверь за ним притворилась, Роже схватил руку Констанс и покрыл ее поцелуями.

— Верите ли вы, Констанс, что, женившись, я поступил так, лишь покоряясь крайней необходимости? — спросил он. — Скажите, вы и вправду меня прощаете?

— Я прощаю вас, Роже, и люблю еще больше, чем прежде, — отвечала девушка. Потом она внезапно умолкла и воскликнула закрыв лицо руками: — Да что ж это я делаю?! Говорю вам о своем счастье и даже не вспоминаю о вашей умершей жене, этим я наношу оскорбление ее памяти, и бедняжка, должно быть, проклинает меня.

Шевалье затрепетал и только тяжко вздохнул.

— Вы жалеете о понесенной вами утрате, Роже, — продолжала Констанс, — потому что ваша жена, без сомнения, была хороша собою, была гораздо красивее меня! Впрочем, это и нетрудно: достаточно только взглянуть на меня… Но зато она не могла любить вас так, как люблю я, уж в этом-то я уверена.

— Вы не ошиблись, Констанс, — сказал шевалье. — И тем не менее я должен соблюсти приличия. Ведь существует общепринятый срок траура.

— Конечно, друг мой, конечно. Впрочем, ожидание, озаренное надеждой, не так уж тягостно, вот когда ждешь с отчаянием в душе, это поистине ужасно. Теперь, когда вы вернулись ко мне после трехлетней разлуки, я совершенно уверена в вас, Роже.

И Констанс протянула ему руку с такой ангельской доверчивостью, что, глядя на нее, всякий удивился бы тому, какой возвышенной может стать женщина в своем смирении и преданности.

В эту минуту в приемную возвратился виконт де Безри.

Молодые люди со светлой улыбкой смотрели друг на друга: они уже сказали все, что хотели сказать, а ведь они не виделись целых три года. Однако в трех словах "я люблю тебя" заключен целый мир, и если они произнесены, этим уже сказано все, а если человек хочет услышать что-либо новое, надо, чтобы ему повторили эти слова еще раз.

— Ну что же, Констанс, едем? — спросил виконт.

Девушка посмотрела на Роже, как будто спрашивая, должна ли она и впрямь покинуть монастырь.

— Да, сударь, — сказал шевалье виконту де Безри, — да, ваша дочь согласилась вернуть всем нам счастье, которого мы были лишены из-за разлуки с нею.

Констанс прижала руки к груди и глубоко вздохнула. Ее прекрасные глаза заблестели от волнения, порыв радости вернул румянец ее ланитам, и она в самом деле стала хороша, как ангел небесный.