Однако же после всего этого шума и стука, после выстрелов и военных почестей и особенно после первого удивления Каноль хотел узнать поточнее, какую должность поручила ему королева, и поднял глаза.
Тут он увидел перед собою прежнего своего сторожа, столько же удивленного.
— Ах, это вы, Барраба! — сказал он.
— Точно так, господин комендант.
— Можете объяснить мне все, что здесь происходило, и что едва не принимаю за сон?
— Объясню вам, сударь, что, говоря вам об экстраординарной пытке, то есть о восьми кувшинах, я думал пощадить вас.
— Так вы были убеждены…
— Что вас здесь будут колесовать.
— Покорно благодарю, — сказал Каноль, невольно вздрогнув. — Но можете ли вы объяснить мне то, что со мною здесь происходит?
— Могу.
— Так говорите.
— Извольте, сударь. Королева, вероятно, поняла, как трудно было поручение, которое вам дали. Когда первая минута гнева прошла, ее величество захотела вознаградить вас за то, что слишком строго наказала.
— Это невозможно! — сказал Каноль.
— Вы думаете?
— По крайней мере, невероятно.
— Невероятно?
— Да.
— В таком случае, господин комендант, мне остается только проститься с вами. На острове Сен-Жорж вы можете быть счастливы, как король: вина чудесные, дичь везде кругом, рыбу привозят из Бордо… Ах, какая бесподобная жизнь!
— Постараюсь следовать вашему совету, возьмите от меня эту записочку и ступайте к казначею: он выдаст вам десять пистолей. Я дал бы вам их сам, но вы из осторожности взяли мой кошелек…
— И я очень хорошо сделал, — возразил Барраба. — Если бы вы подкупили меня, так верно бежали бы, а если б вы бежали, так естественно потеряли бы то высокое звание, в которое теперь облечены, в чем я никогда не мог бы утешиться.
— Превосходное рассуждение, господин Барраба! Я уже заметил, что вы чрезвычайно сильны в логике. А между тем, возьмите эту бумажку в награду за ваше красноречие. Древние, как вам известно, представляли красноречие с золотыми цепями во рту.
— Милостивый государь, — сказал Барраба, — позвольте заметить, что мне кажется ненужным идти к казначею…
— Как! Вы не хотите принять?
— Как не хотеть… помилуйте! Слава Богу, я не одарен такою глупою гордостью, но я вижу… из этого ларчика, на камине, выходят шнурки… кажется, от кошелька.
— Вы мастер узнавать кошельки, господин Барраба, — сказал удивленный Каноль.
Действительно, на камине стоял старинный ларчик с серебряными украшениями.
— Посмотрим, — продолжал Каноль, — что тут.
Он поднял крышку ларчика и действительно увидел кошелек, в нем лежали тысяча пистолей и следующая записка:
«На приватные издержки господину коменданту острова Сен-Жорж».
— Анна Австрийская щедра! — сказал Каноль, покраснев.
И невольно он вспомнил о Букингеме. Может быть, Анна Австрийская видела где-нибудь торжествующее лицо прекрасного капитана, может быть, она покровительствует ему из самого нежного участия, может быть… Не забудьте, что Каноль гасконец.
К несчастью, Анна Австрийская была двадцатью годами моложе, когда думала о Букингеме.
Но как бы то ни было, откуда бы ни взялся кошелек, Каноль запустил в него руку, вынул десять пистолей и отдал их Баррабе, который вышел после многих низких и усердных поклонов.
IX
Когда Барраба вышел, Каноль позвал офицера и просил, чтобы тот сопровождал его при осмотре крепости.
Офицер тотчас повиновался. У дверей он встретил весь штаб, состоявший из важнейших лиц цитадели. Он пошел с ними, они давали ему все объяснения, и, разговаривая с ними, он осмотрел бастионы, гласисы, казематы, погреба и магазины. В одиннадцать часов утра он воротился домой, осмотрев все. Свита его тотчас разошлась, и Каноль опять остался наедине с тем офицером, который встретил его.
— Теперь, господин комендант, — сказал офицер таинственно, — вам остается видеть только одну комнату и одну особу.
— Что такое?
— Комната этой особы тут, — сказал офицер, указывая на дверь, которую Каноль еще не приметил.
— А, тут комната?
— Да.
— Тут и та особа?
— Да.
— Очень хорошо, но извините меня, я очень устал, потому что ехал и день, и ночь, и сегодня утром голова у меня не очень свежа. Так говорите же пояснее, прошу вас.
— Извольте, господин комендант, — отвечал офицер с лукавою улыбкою, — комната…
— Той особы…
— Которая вас ждет, вот тут. Теперь вы понимаете?
Каноль изумился.
— Понимаю, понимаю, и можно войти?
— Разумеется: ведь вас ждут.
— Так пойдем!
Сердце его сильно забилось, он ничего не видел, чувствовал, как в нем боролись боязнь и желания… Отворив дверь, Каноль увидел за занавескою веселую и прелестную Нанону. Она вскрикнула, как бы желая испугать его, и бросилась обнимать его.
У Каноля опустились руки, в глазах потемнело.
— Вы! — прошептал он.
— Да, я! — отвечала Нанона, смеясь еще громче и целуя его еще нежнее.
Воспоминание о его проступках блеснуло в уме Каноля, он тотчас угадал новое благодеяние своей приятельницы и склонился под гнетом угрызений совести и благодарности.
— Ах, — сказал он, — так вы спасли меня, когда я губил себя, как сумасшедший. Вы заботились обо мне, вы мой гений-хранитель.