Женские истории пером павлина (сборник)

Строить зимой нельзя, и мы нашу затею отложили до весны. Новый, 1992 год мы с Иваном встретили дома. Я напекла пирогов, приготовила гуся, была у нас на столе и икра, и рыбка деликатесная. Елку в доме ставить не стали. Нарядили елочку у входа. Иван провел к ней электричество, и засияла наша елочка разноцветными огнями гирлянд.

После полуночи пришли мои подружки-соседки и их дети. Мы у камина пьем и болтаем. Дети на дворе веселятся. Устроили фейерверк.

Зима прошла спокойно. Провинция! Иван два раза ездил в Турку. Сдавать экзамены.

Я начала вести нечто подобное дневнику. Из новостей узнавала о событиях в России. Пресловутого слова «дефолт» мы еще не знаем. Опять мне тревожно. Я ежемесячно получаю денежные переводы. Эти деньги я кладу на счет в местном отделении Государственного банка. Нам с Иваном хватает на жизнь того, что зарабатываем. Те же деньги понадобятся, когда сын надумает получать высшее образование.

Быт, быт и еще раз быт. Постепенно меня начала одолевать тоска. Всю жизнь я была в гуще жизни. С некоторой долей сарказма к себе, любимой, вспоминаю о своих двух мужьях. Развратник и стяжатель Евгений, умом тронувшийся Андрей.

В Илларионе я нашла опору. Настоящую опору в жизни. Это благодаря его стараниям мы с Иваном живем тут, не зная особых тревог и волнений.

Лед на реке пошел в начале мая. Раним утром я проснулась от отдаленного шума. Впечатление такое, будто кто-то рвал грубую ткань и одновременно перекатывал камни. Река вскрывалась.

Оделась потеплее, натянула резиновые сапожки на байке с бахилами и пошла. Мощный фонарь-фара освещал мой путь. Когда я подошла к спуску, меня кто-то стал нагонять. Мне не страшно. Такова тут жизнь.

– Фру Тамара, – это голос нашего старосты. – Что вас выгнало из дома?

– Женское любопытство. Ничего более. А вас что выгнало из теплого дома?

– Мои служебные обязанности. На реке у меня хозяйство. Река у нас капризна. Может и порушить.

Даже в сумерках приходящего утра зрелище была впечатляюще. Торосы синего, зеленовато-желтого льда громоздились и издавали эти фантастические звуки. Островок, что летом часто становился местом пикников для горожан, скрыт горой ломаного льда.

– Жаль острова. Если так будет и на следующий год, исчезнет он.

– Так где ваше хозяйство, Урхо?

Староста показал на низкое строение в метрах тридцати от берега:

– Надо бы пойти посмотреть, что там.

– Можно я с вами?

– Идите позади. Осторожнее! Скользко.

Иногда поскальзываясь, с помощью Урхо я добрела до лодочного гаража.

– Вы меня тут подождите. Я посмотрю, что внутри.

Внутри было сухо. Приятно пахло просмоленными днищами лодок. Неяркий свет одной лампочки освещал небольшой участок у входа.

– Передохнем, – Урхо пошел в глубь.

Я следом. В дальнем углу была оборудована «каюта». С круглым окном, с пологом вдоль стены и приставным столиком. Был и шкафчик.

– Давайте выпьем! Чтобы не простудиться, – я согласилась молча. Вообще тут я отучилась говорить много. Все последующее тоже происходило молча. А зачем слова?

– У тебя в России муж есть?

– Есть.

– Я свою жену прогнал. Связалась с прощелыгой шведом. Спасибо Богу – детей от нее не дал. А от тебя я бы детей хотел.

– О чем ты говоришь? Ты знаешь, сколько мне лет?

– Какая разница? У женщин возраста нет, – в полумраке я разглядела его белозубую улыбку, – твоя «девочка» совсем молодая.

Когда мы подошли к моему дому, на крыльце нас ждал Иван.

– Ты даешь, мам! Хоть бы записку оставила, – вежливый мальчик у меня. – Доброе утро, господин староста! Позавтракаете с нами?

Пятого мая 1992 года мы завтракали «втроем, не считая собаки»…

Оксана после встречи Нового года к Иллариону Платоновичу охладела. Ее увлекла стихия телеэфира.

Сам же Илларион Платонович вздохнул с облегчением, воочию убедившись в справедливости поговорки: баба с возу – кобыле легче.

Его буквально захлестнули дела в комитете. Такое это было время. Началась повальная приватизация жилого фонда. Такая же волна накрыла и многие предприятия. Бывшие государственные заводы, фабрики и прочая акционировались.

Так в ежедневных трудах и заботах проходил 1992 год. Вся жизнь города проходила на фоне криминальных событий. Обыденным стали убийства.

– Ты, уважаемый Илларион Платонович, завел бы охрану, – советовал старый приятель.

– От снайпера и от бомбы ни одна охрана не убережет. Я же чист. Крысой никогда не был. Никому дорогу не пересекал.

В конце августа Иллариону Платоновичу разрешили пойти в отпуск на две недели.

Заперев городскую квартиру, «оседлав» своего коня, стосильного шведа «вольво», он поехал в Рощино. Там в двух километрах от озера у него был домик.

«Похожу по лесу, посижу с удочкой на речке или озере. Отойду от суеты городской». Так решил он. А что касается быта, то он неприхотлив. Много ли ему надо? Был бы кусок жареного мяса с овощами да стопка доброго вина горького. Телевизор он включал два раза – утром и вечером. Когда шли новости.