Женские истории пером павлина (сборник)

– Долго гуляла, дочь, – мамаша одна сидит на кухне и курит свои ментоловые сигареты. Как можно курить такое? Что сигарету выкурил, что зубы почистил. Один вкус.

– А тебе-то что? Гуляла долго – лишь бы вас всех не видеть и не слышать.

– Скоро, скоро ты меня не увидишь. Скоро, – и, что бы думали, при мне выпивает стакан водки. И это моя мать. Женщина, которую от одного ее запаха чуть ли не тошнит.

– Если так пить, то и вправду скоро можно окочуриться.

– Не дождетесь. Я вас всех переживу. Развожусь я с твоим отцом, алкоголиком. Квартиру будем менять. От невестки избавлюсь. Хрен ей отдельная квартира достанется. Поживет в коммуналке – поймет, что это такое.

Тут и сама невестка.

– Я-то проживу как-нибудь. А ты, старая стерва, подохнешь в своих хоромах.

Все. Больше не могу. Сбегу от них к этому чудику. Хоть в Публичку, хоть в районную библиотеку.

Ну, вот теперь скажи мне, не судьба ли это. Я в Бога не верю. В судьбу верю…

Итак, что же произошло дальше? Три месяца к нам ходили всякие личности. Не снимая грязной обуви, они шастали по всей квартире. Бесцеремонно заглядывали во все уголки. И каждый обращал внимание на пятно от майонеза над плитой: это что – у вас протечка? Спрашивали и уходили.

– Так на нашу жилую площадь никто не поедет, – резюмировала невестка. – Надо замазать это пятно.

– Тебе надо, ты и замазывай, – отрезала мамаша.

– Это надо же какая наглость! Она швыряется, а мне замазывать.

– Не доводила бы, я бы не потратила майонез. Замазывай! – развернулась и ушла. Забыла моя бедная мамаша, что банку-то швыряла в сыночка. Столько пить – всякую память отшибет.

Время идет. Пятно расплывается. Люди отворачиваются. В квартире перемирие. Лишь поутру скандальчик. Такой маленький, уютненький. Домашненький котик такой.

Но бывают и в наши дни чудеса. Прихожу как-то рано утречком, чтобы никого не встретить, на кухню, а пятна и нет. У художника Малевича есть картина «Черный квадрат». У нас на стене картина неизвестного художника – «Белый квадрат». Кто замазал пятно, осталось тайной. Я думаю, что это сделала Надежда. Она до выхода замуж работала маляром. Очень профессионально нарисован квадрат.

Экзамены и зачеты я сдала. К Публичке все же пришла. И не пожалела. Андрей имел пропуск в зал, где иностранные журналы. Он занимается своими делами, я смотрю немецкий «Шпигель», французский «Пари-матч» и даже американскую порнушку «Плейбой».

Там и буфет хороший. Дешево и сердито. Так бабушка говорила, когда приходила из магазина и приносила колбасные обрезки. Андрей оказался не такой уж урод. Я имею в виду его характер. Так-то он вполне симпатичный парень.

У меня и у него каникулы. Времени вагон и маленькая тележка. До часу мы сидим в Публичной библиотеке. Там и перекусим. Потом придумываем, чем свои ноги, руки и голову занять. О других частях тела я не говорю. Это уже вечером.

Забыла сказать. Андрей живет с матерью в трехкомнатной квартире на Охте. Я там никогда и не была. Слышать слышала, но не бывала. Живут они с мамой на Большой Пороховской, в доме номер 18, на четвертом этаже.

– Отец мой был главным инженером на заводе имени Карла Либкнехта. Ему эту квартиру от завода дали. Нас тогда четверо было. Бабушка жива еще была. Отец умер год назад. Прямо на работе. Он утром в цеха ходил. В цеху и упал. Инсульт. Какой-то то ли столбовой, то ли стволовой. Вмиг умер.

Это он мне рассказывает в той самой столовой на втором этаже. Мне его рассказ есть не мешает. Спрашиваю о матери, и он меняет тон. Такое впечатление, что начинает говорить о девушке любимой. Мама у него и красавица, и умница, каких среди женщин поискать надо. Она так готовит, что объедение. И шьет-то она лучше, чем в первоклассном ателье. Я слушаю и думаю: сейчас начнет расписывать ее сексуальные достоинства. Он допил компот и, что думаешь, так и брякнул:

– Она похлеще Клеопатры в сексе будет.

– Ври, ври, да не завирайся. Бога побойся!

Тут он соображает, что ляпнул лишнее:

– Пошли уж. Погуляем.

Замял для ясности. Ну, пошли. Мороз. Влажность все 90 %. Ноздри слипаются. Кожа на лице скукожилась. Под юбку дует. Ноги мерзнут. И это гуляние? Уж лучше на наше Куликово поле, чем такая гулянка. Кино мы все пересмотрели. «Мужчину и женщину» я, например, посмотрела три раза.

Денег на кафе нет, так что и мороженого не поешь. Дошли до Казанского собора, и тут мой кавалер говорит:

– Пошли в музей атеизма. Очень часто ты что-то о Боге вспоминаешь.

Это привычка такая у меня. Наверное, от бабушки. Она в субботу в церковь ездила. А была, как и папа, членом партии.

В Казанском соборе хотя бы тепло. А лекция, что тетка прочла, в одно ухо вошла, в другое вылетела. Если бы я была верующей, то имело бы смысл убеждать меня в том, что Бога нет.

Отогрелась пташка. Уже и домой не тянет. Смеркается, а мороз отпускает. Это так всегда. К ночи теплеет. Уже не щиплет в носу и кожа разгладилась.

– Поехали ко мне, – прерывает мои мысли Андрей, – познакомлю с мамой.