Выкурила почти всю сигарету. Глаза привыкли к полумраку за окном. Старый деревянный мост снесли и на его месте строят новый. Каменный. С нашего берега строители уже навели один пролет. Везде снег, а на нем нет. Серый горб без перил изогнулся и торчит. Что-то там валяется. Тряпка, что ли, такая большая. Докурила сигарету до фильтра и пошла спать. Вот такая скукота. Что Андрей? Тоже скука.
Закрыла глаза, натянула до подбородка одеяло. Лишь бы эта Виолетта не приснилась.
В восемь утра я вылезла из-под одеяла. С надеждой никого уже не встретить на кухне. Накинула халат – и мигом в ванну. Душ. Зубочистенье. Швырк гребешком по волосам. Все, я готова.
Отец сидит у окна и курит. Это допустимо. Кухня в моем распоряжении.
– Как дела?
Америкашки задают свой вопрос How are you просто так, не ожидая ответа. У нас ждут.
– Тебе развернутый ответ на часик с небольшим или ограничимся сокращенным вариантом?
– Все шуткуешь. А у нас такие тут дела. Такие дела.
– А тебе чего – на работу сегодня не надо?
– У меня местная командировка. Не тороплюсь я. А все умотали. Даже мать твоя ушла.
Странно. Мать работает в ателье. Оно открывается в одиннадцать.
– На мосту нашего дворника убитым нашли.
Так вот что, вернее, кто там лежал ночью. Отец закуривает новую папиросу и продолжает:
– Участковый сказал, что это так называемое бытовое убийство. Дико звучит: бытовое убийство. Будто чайник вскипятить. Чик ножиком по горлу – и всего-то. Еще говорят, они с сыном очень не ладили. Сын как из армии пришел, так стал требовать себе отдельную комнату. Жениться надумал. Отец ни в какую. У него там мастерская. Обувь починяет без лицензии.
Я уже сварила овсянку и теперь ем ее с сыром и чаем.
– А у нас вечером опять скандал был, – продолжает отец. – Метры делили. Мать говорит, что им полагается одна треть. Надежда кричит, она с матерью иначе разговаривать не может. Что половина… А про дворника говорят, что у них в подвале тоже крик был.
– Что же, сын таким образом решил свою жилищную проблему. Теперь и жениться можно.
– Ты думаешь, это он отца-то?
– Ничего я не думаю. Нам бы самим тут друг дружку не поубивать. Больно вы все экспрессивные. Чуть что за посуду хватаетесь, а то и банками швыряетесь, – показала я на белый квадрат и пошла к себе. Наводить марафет на рожу. Реснички, веки, бровки, губки. Кажется, все. А что? Вполне приличная рожица. Мама говорила о себе так: мое лицо лишено классических норм, но весьма привлекательно и обаятельно. Чем я хуже? Вполне обаятельная. Впрочем, лицо не главное. Главное в женщине – ее тело, то есть фигура. Слышу, отец хлопнул входной дверью. Странно это. Он всегда кричит мне: «Пока!»
Прошла минута. Нет. Не ушел отец. С кем-то разговаривает. Второй голос мужской. Еще раз смотрюсь в зеркало. Можно выходить «в свет».
– Тамара, – зовет отец, – Тамара, с тобой хочет поговорить товарищ.
Никакого товарища я не жду, но иду. Товарищ этот – милиционер незнакомый. Участкового мы все хорошо знаем. А то как же! Соседи вызывают, когда у нас разборки особо громкие.
– Вот товарищ лейтенант хочет задать и тебе несколько вопросов.
И началось. Что вы видели, когда это было? Вспомните еще чего. Чего я видела? Тряпку какую-то на стройке. Вот чего я видела ночью. Мне что больше всех надо рассматривать что-то в темноте, да среди ночи? Он не отстает: а что вы делали ночью на кухне и когда пришли домой?
– Это я его зарезала. Не понравился мне, и зарезала.
Тут уж он разошелся:
– Откуда вам известно, что зарезали? И чем он вам не нравился, дворник?
Я просто так сболтнула, а он прицепился. Я рот раззявила и молчу. Мой папа вступился. Врет и не краснеет:
– Дочка полночи провела рядом со мной. Я гипертоник. Давление зашкалило. Вот Тамара и не отходила от меня. Можете поинтересоваться в нашей клинике, – и даже фамилию врача называет.
Милиционер стушевался и стал составлять протокол.
Через месяц мы с папой узнали, что сынишка отмазался. У него алиби. Он в ту ночь провел в вытрезвителе.
Скоро он привел в дом молодую жену. Отремонтировал квартиру, и она стала ничем не хуже других. Свадьбу гуляли цыгане три дня. Умеют они веселиться. Квартирный вопрос решился.
Сколь необходимое, столь и краткое. Старший лейтенант, заместитель начальника районного медвытрезвителя товарищ Пьяных (это не шутка), за ящик водки выдал сыну убитого дворника справку о том, что он находился в подведомственном ему учреждении с такого-то часа по такой-то именно в день убийства.
– Тамара!
Бог ты мой, мне звонит сама Виолетта Геннадьевна.
– Я бы хотела поговорить с вами tet-a-tet и на нейтральной территории. Вам удобно сегодня часа в три дня?
У меня лекции до трех. Так и говорю.
– Тогда в четыре. Вы же учитесь недалеко от Загородного проспекта. Я там работаю. Знаете кондитерскую на углу со Звенигородской?
Знаю я эту кондитерскую. Там и кофе продают. Там мы с ее сыном позавчера объяснились…
– Тамара, весной я сдаю госэкзамены, уезжаю по распределению в школу в Тверскую губернию, а ныне Калининскую область, в селение Конаково. Туда я поеду с женой. Так что завтра в десять я жду тебя у нашего загса.