Женские истории пером павлина (сборник)

– Я две возьму, – одну за лифчик, другую в рот.

– Не торопись, если разговор склеится, пачку отдам.

Задымили. У меня в голове карусель – не жравши со вчерашнего дня. Этот хмырь в штатском заметил.

– Попей чайку, – наливает в кружку, а рядом кладет кусок белого хлеба. Припас, сука.

Чай крепкий и сладкий. Батон мягкий. В животе потеплело. Сигарета уже не так крепка.

– Зовут меня Петром, а фамилия моя Панферов. Я майор, следователь из отдела по борьбе с распространением наркотиков. Ты понимаешь, из районного УВД я. Я за тобой давно наблюдаю. Ты же, Тамара, росла в приличной семье, – тут меня достало. Кто ни попади, тычут меня мордой в мою семью.

Ну и что, что мой папаша доктор наук, профессор, заведует кафедрой. А мать моя кандидат наук. Они меня воспитывали, как кролика подопытного. Принесу пятерку из школы, получи доченька трояк. Если трояк, но не в рублях, то отец по морде. Так, он говорит, и его на родине в Донбассе воспитывал его отец. Кузнец на шахте. По здоровью деда в забой не пустили. Но руки его были на редкость сильны. Мой папаша такой силой не обладал, но зато был доктором медицины и знал анатомию человека очень даже хорошо. Долго после его ручек я писала больно.

– Вот и ладненько, товарищ Инина, – я ему уже товарищ, – прочти эту бумагу и подпиши. Потом иди себе на все четыре стороны.

Я, Инина Тамара Вениаминовна, год рождения, паспорт, серия, номер согласна сотрудничать добросовестно и честно с товарищем таким-то и подпись.

Вот такую бумажку надо мне подписать. Делаю вид, что читаю по буквам. А на самом деле соображаю. Включила все мои шарики-винтики. Не подпишу, впаяет мне статью и лети, голубушка, в края дальние. Кто такое захочет?

– Подпиши, милая, – ласковый черт. Подписала и гора с плеч. Что я ворам должна что? Тем более этим отморозкам.

Что вам и то, что было потом, рассказать? А отсосать не хочешь?

Ночь была коротка, потому что, как в анекдоте: время летит быстрее в объятиях мужчины, нежели сидя голой жопой на сковороде.

* * *

– Я уже не спрашиваю, где ты пропадала два дня, – мама красива в свои сорок восемь лет, – я хочу спросить, у тебя не осталось и капли хотя бы сострадания к отцу? Его сердце изношено и он в одном шаге от инфаркта. Позвонить могла?

– Меня лишили конституционного права на один звонок, мамуля.

– Все шутишь.

Я давно усвоила одну простую истину: скажешь правду – не поверят. Соврешь – поверят. Если же лгать, то надо так соврать, чтобы было что-то невероятное.

– Отнюдь, мама. Я ночь провела в «обезьяннике».

– Что ты делала в зоопарке ночью?

– «Обезьянник», мама, это такая комната, где содержат преступников.

– Отец, – не выдерживает мама, – хватит свою рожу холить и лелеять. Дочь твоя уже в тюрьме сидела.

– Тамара такая же моя дочь, как и твоя. – Папа чисто выбрит, надушен, с повязанным одинарным узлом галстуком выходит из ванной. – Или ты хочешь сказать, что я ее родил без твоего участия.

Вот за что я люблю своего папашу, так это за его юмор. Мама бросает полную овсянки кастрюльку об пол:

– Сумасшедший дом! Я этого не вынесу.

Она уходит на родительскую половину и нам с папой слышно, как она, кандидат искусствоведения, превосходным, почти классическим матом определяет нашу роль в современном мире, сам этот мир. Не имею права цитировать ее. И не только потому, что она все-таки мать моя, но и по этическим соображениям. Мы же дома.

Папа тряпкой подтирает пятно на светлом линолеуме кухни. Галстук закинут за спину, и папа то и дело отбрасывает его туда с присказкой: – Удавка на шее и та лучше себя ведет.

Юморист мой папа. Хлопает входная дверь. Мама ушла к себе на работу в Музей этнографии народов СССР.

– Ты что и вправду ночь провела в милиции?

– Да, я ведь никогда не вру. Так ты меня учил.

– Это артефакт. Какие же обстоятельства послужили основанием для этого? – секунду помолчал, не дав мне ответить, – Впрочем, ответа не требуется. Я знаю, откуда исходит двенадцатиперстная кишка, знаю, как расположена брыжейка, но в уголовном деле я полный профан.

– Ты всегда верил мне. Поверь и на этот раз.

– Верю, – выбросил грязную тряпку в мусоропровод, подтянул галстук и удалился. Его ждут страждущие и болезные.

Теперь можно и мне принять душ. Холодные струи перемежаю с горячими, почти кипятком. Тело начинает гореть. Низ живота наливается тяжестью. Это ощущение мне знакомо. Надо вовремя остановиться. Жесткое вафельное полотенце доводит мой эпителий до цвета разогретого металла. Я готова лечь в постель.

Я сплю три часа. Где-то там далеко прогремел выстрел полуденной пушки. Заканчивается вторая пара в институте, где я была в последний раз неделю назад. Надо бы наведаться туда. Полтора года я осваиваю науки проектировать какие-то приборы. Это путь, предначертанный мне папой.

Ну не могу я усваивать всякие технические премудрости. Мне ближе слово. Писаное и произнесенное.

Не сказала я маме с папой, что меня уже «прослушали» в ЛГИТМиКе. По блату. Молодой, но уже достаточно популярный актер Миша посодействовал тому.

Вот как это было.