Женские убеждения

– Когда там, в туалете, Фейт проявила к тебе больше интереса, чем ко мне, меня это задело, – сказала она наконец. – Правда задело! Потому что я же еще до колледжа была активисткой, а ты типа сидела дома, читала книжки и занималась сексом со своим парнем. Ничего в этом плохого, просто это совсем другая жизнь. И все же мне хотелось тебе помочь. С тобой произошла эта мерзость на вечеринке. Ты была очень застенчивой. Но ведь именно за робкими власть над будущим, верно? Для человека столь застенчивого, Грир, не способного попросить о том, что ему нужно, ты, надо сказать, сумела выпросить все, в чем нуждалась. Сделала верный шаг, все заполучила, выделилась из толпы. В тот вечер, на лекции, ты подняла руку. Подняла быстрее, чем я – и именно на твой вопрос ответили. Потом ты позвонила Фейт и в итоге получила у нее работу. И даже подарила ей сковородку. Тут нужен еще какой кураж. И, понятное дело, ты утаила от нее мое письмо. Не похоже это на поступки застенчивого человека, скажу я тебе, Грир. Они по-другому называются. Расчетливыми, что ли, – добавила Зи ледяным тоном. – Ты всегда знала, как расположить к себе тех, кто главенствует. Раньше до меня это не доходило, однако это правда. – Она умолкла, посмотрела на Грир в упор. – Знаешь, не нужна мне была работа в этом вашем фонде, – продолжила она. – Я нашла себе любимое дело. Ты пошла работать на Фейт Фрэнк – ролевую модель, феминистку, а я не пошла. И знаешь что? Мне кажется, феминистки бывают двух типов. Знаменитые – и все остальные. Все остальные, все те люди, которые просто без лишнего шума делают свое дело, никто их за это не хвалит, некому им каждый день повторять, какие они невероятные молодцы. У меня нет наставника, Грир, нет и никогда не было. Но в моей жизни много женщин, рядом с которыми мне хорошо, а им, похоже, хорошо со мной. Я не нуждаюсь в их одобрении. Не нуждаюсь в их разрешениях. Может, разрешения мне бы и не помешали. Но я их не получала и… в общем, ладно, ты права, мне бы там у вас наверняка страшно не понравилось, вряд ли бы я там задержалась. Но все-таки жаль, что мне не дали возможности выяснить это самостоятельно.

– Прости пожалуйста, – произнесла Грир.

– Знаешь, как часто я вспоминаю о том, что мне так и не удалось поработать у Фейт Фрэнк? Почти никогда.

– Правда? – похоже, эти слова доставили Грир несказанное облегчение.

– Да.

– Так ты меня простишь? – спросила Грир.

– Не сразу, – ответила Зи.

Глава одиннадцатая

Она и сама не знала, почему решила в тот день, поздно вечером, позвонить домой, пока ждала в Чикаго самолета. Просто слишком одиноко было сидеть в аэропорту – над головой гундосил телевизор, до вылета еще оставался целый долгий час. Трубку сняла мама.

– У тебя все в порядке? – спросила Лорел после быстрого обмена приветствиями.

– А почему ты спрашиваешь?

– Голос у тебя какой-то…

– На самом деле, не в порядке, – ответила Грир. – Я в аэропорту в Чикаго. Хотела погостить у Зи, но передумала. Вечером прилечу в Нью-Йорк, а что дальше – не понимаю.

Голос ее сорвался.

– Приезжай домой, – пригласила мама.

В Публичной библиотеке Макопи было тихо, но, хотя в библиотеке и должно быть тихо, здешняя тишина была в духе ресторана-неудачника, который скоро закроется. Даже при дневном свете в помещении царил полумрак, за стойкой дремала старшеклассница – в ее помощи никто не нуждался. А вот в задней части библиотеки находилась Детская комната имени Эммануэля Гилланда – Бог ведает, кем там был этот Эммануэль Гилланд. Именно здесь Грир в детстве обнаружила «Трещину во времени» и долго сидела за столом из светлого дерева, полностью погрузившись в этот тщательно выстроенный мир. Поблизости валялась парочка кресел-мешков в виниловых чехлах, из них сыпался синтетический наполнитель. В тот день, когда Грир, потерянная и неприкаянная, вошла в эту комнату вслед за мамой – та была в полном клоунском облачении: нос, парик, костюм в горох, огромные башмаки – она услышала, как переговариваются родители и детишки, дожидаясь спектакля.

Грир вошла с опаской: мама пригласила ее сегодня с собой, потому что спектакль должен был состояться прямо у них в городе. А Грир, которая плохо понимала, почему вообще согласилась на предложение матери приехать к родителям на несколько дней и очухаться – приехать в дом, который, по большей части, был для нее очень скверным домом – внезапно согласилась еще и посмотреть, как Лорел исполняет роль библиотечного клоуна. Но ее тяготила эта затея, она боялась, что мать будет выглядеть нелепо.

Детишки устроились на ковре, Грир села в уголочке на одно из кресел-мешков – выглядело оно ненадежно. В луче света, в котором плясали пылинки, Лорел прыгнула на свое место перед зрителями и произнесла:

– Бобренького вам утречка, дамы и господа.

Грир поспешно отвернулась, как бы давая дурацкой шутке пролететь мимо по воздуху, подобно очередной пылинке. К ее удивлению, послышался смех.

– Клоун, почему вы сказали «бобренького»? – осведомился мальчуган лет четырех. – Надо говорить «добренького»!

– А вот и сказала! – отрезала Лорел. – Бобренького утречка!