Когда в середине следующего дня Грир позвонила в дверь – она приехала из аэропорта на такси – Зи ждала ее в той же готовности, что и на работе, с перспективой разбираться с чрезвычайной ситуацией, в которую попала ее лучшая подруга. Она посадила Грир на диван, налила ей в стакан очень холодной воды – один из преподавателей внушил ей, что обезвоживание крайне опасно, а вода – вещь бесплатная, и она есть везде. Огонь в душе она не погасит, но заставит человека вспомнить: я – часть реального мира, человек со стаканом в руке. По крайней мере, на это я все еще способен. Иногда на глазах у Зи человек подносил стакан к губам, отпивал – и она с облегчением следила за движениями руки, движениями горла, за тем, что даже в этой ситуации тело продолжает функционировать.
Грир приняла стакан с благодарностью, а допив, подняла глаза.
– Спасибо, что заставила меня приехать, – сказала она. – Я не ждала, что так вот вдруг останусь без работы.
– Давай, рассказывай, – попросила Зи.
И Грир изложила длинную и запутанную историю про женщин из Эквадора: про успешное спасение и последовавший обман. Договорила, но, судя по виду, облегчения ей это не принесло. Зи заметила, что она постоянно ломает руки. Работая с клиентами, Зи неизменно смотрела на руки, в каком они положении: сжаты в кулаки, сложены, как для молитвы, или демонстрируют вот такое отчаяние?
– Это еще не все, – добавила Грир.
– Ясно.
Грир судорожно втянула воздух, а потом встала перед Зи, будто собираясь делать презентацию.
– Я думала, что никогда тебе этого не скажу, – начала она, – но, похоже, все-таки скажу. Видимо, теперь придется, – она закрыла глаза, открыла снова. – Я так и не передала Фейт то письмо.
– Ты о чем? Какое письмо?
Грир смотрела в пол, губы ее странно дернулись, лицо скривилось – сейчас заплачет.
– Твое письмо, – пояснила она и осеклась, как будто других слов не требовалось.
– Чего-чего?
– Твое письмо, – повторила Грир почти в исступлении, всхлипнув. А потом вытянула руки, будто бы в пояснение. – То, которое ты мне дала, ну, четыре года назад, для передачи Фейт, когда хотела там работать. Оно все еще у меня. Я его не вскрыла, ничего такого. Но оно у меня. Я его так и не передала.
Зи смотрела на подругу, не отводя глаз. Дала молчанию повисеть, пытаясь по ходу дела сообразить, что это все значит.
– Ты меня запутала, – сказала она. – Ты же тогда сказала, что отдала, а она ответила, что вакансий нет.
– Знаю, Зи. Я тебе соврала.
Зи позволила моменту расцвести гнусным цветом. Всякий раз, когда ей открывалось нечто ужасное или неприятное относительно близкого ей человека, ее это заставало врасплох. Она подумала про своих клиентов, про то, как изумляло их поведение тех, кого они любили – хотя со стороны ничего изумительного в этом порой и не было. Муж, страдающий депрессией, покончил с собой. Бабушка умерла. У неуравновешенной дочери развился психоз. Клиентов Зи все это не просто изумляло: они испытывали шок, доводивший до травмы.
Грир приехала в Чикаго, тоже до определенной степени пребывая в шоке. Она была верной служительницей Фейт, и ее до глубины души потрясло предательство. Грир и Фейт никогда не были ровней, да и не могли быть.
Впрочем, Грир и Зи, наверное, тоже никогда не были ровней. Причем неравенство привнесла именно Грир, и вот теперь это нужно было исправить. Удивительнее всего, что Грир и Зи, в отличие от Грир и Фейт, были самыми настоящими подругами. Дружба их была подлинной, и все равно Грир так паскудно с ней поступила. А ведь тогда, в самом начале, может, Фейт и взяла бы Зи на работу, и она бы что-то сдвинула в деятельности фонда. Может, прочитав письмо, Фейт бы и согласилась.
– Я знаю, это ужасно, – продолжала Грир. – Ну, в смысле, тебе бы наверняка совсем не понравилось там работать, но это все равно ничего не меняет. Поначалу было хорошо, а потом, знаешь, все так обезличилось, я больше не встречалась с женщинами, которым мы помогали наладить свою жизнь. Просто вкладывали кучу денег в проведение лекций – и все. Честное слово, мне несколько раз приходила в голову мысль: Зи бы здесь совсем не понравилось. Ты ведь работаешь напрямую с людьми. А мы – все время дистанционно. Напоминаю себе об этом время от времени, будто так мой поступок становится не настолько подлым. Но я же знаю, что не становится. Я знаю, что поступила ужасно, – повторила она.
– Да, ужасно, – произнесла Зи тихо, сдержанно, ровно. Может, Грир права, и ей бы там совсем не понравилось. Какая разница? Важно другое: Грир лишила ее возможности попробовать, а это было так гнусно, так больно – все, что было между ними, показалось чужим, странным. – Но почему ты так поступила? – спросила Зи. – Я ведь первой тебе про нее рассказала. По сути, именно с меня все и началось. Ты вообще до того не слышала про Фейт Фрэнк.
– Дело… в моих родителях, наверное, – выдавила Грир. – В том, что мне очень хотелось, чтобы хоть кто-то разглядел мои достоинства.
– Я их разглядела. И Кори разглядел.