Женские убеждения

– Вот и хорошо. Перед первой конференцией мы собираемся провести несколько небольших мероприятий. В основном речь идет об обедах и ужинах для журналистов. Человек на двадцать пять максимум. В неформальной обстановке. Я хочу, чтобы на них выступили женщины, которые лично испытали на себе несправедливость и попытались что-то с этим сделать. Они не из светских дам. Совершенно не умеют выступать публично. На конференциях их не будет, но на небольших мероприятиях мы их хотим использовать в качестве затравки. Очень важно, чтобы они понимали, что именно им говорить. Я почитала, что вы пишете, послушала, как говорите – мне кажется, вы сможете помочь им оформить их истории в слова.

– Как здорово, – сказала Грир. – Я вам очень благодарна, Фейт.

– Не за что. Значит, договорились.

Так дело и решилось. Грир будет писать для «Локи» короткие речи. И тем самым станет незаменимой. Вечер прошел прекрасно, включая и тягостную его часть – рассказ про письмо Зи. Грир понимала, что запомнит этот вечер надолго, будет вспоминать, как сидела за длинным столом, пила, все с большей и большей легкостью болтала с другими людьми, которые тоже хотят менять мир к лучшему. И с ними сидела Фейт. Фейт, которая похвалила Грир. Похвала казалась мягкой, точно бархат, а желание получить похвалу было – тоже как бархат – с налетом пошлости. И даже неважно, подумала Грир, что нынче не произошло ничего такого, что заставит Фейт думать: какой незабываемый вечер!

Фейт не станет думать: как мне было приятно поговорить с этой молоденькой Грир Кадецки. Я знаю, что у Грир нравственная дилемма – отдавать мне письмо или нет, я видела, как она преодолевает себя. Юная Грир на правильном пути, я очень рада, что это происходило на моих глазах, рада ей в этом помогать. Отличный выдался вечерок, особенный, памятный.

Нет, Фейт не будет считать этот вечер особенным. Особенным его будет считать только Грир.

И тут Бонни Демпстер произнесла:

– Фейт! Помнишь ту занятную кричалку, которую мы придумали на марше Ассоциации равноправия?

Фейт повернулась к Бонни и припомнила:

– Раз, два, три, четыре?

– Точно! – воскликнула Бонни, – А что там дальше было?

На что Фейт ответила:

– Ой, Бонни, понятия не имею.

А потом остальным:

– Старею, как видите.

Они рассмеялись.

Письмо Зи, так и лежавшее у Грир на самом дне сумки, вдруг стало вещью малозначительной. Выйдя утром на работу, Грир попросту про него забыла: буквально ни разу о нем не подумала, а Фейт не напоминала. У Фейт и так дел было невпроворот – к ней то и дело приходили с вопросами, за советами, за распоряжениями, постоянно слали ей электронные письма.

Через несколько дней Грир вдруг вспомнила: письмо – и подумала, что уже поздно. Слишком много времени прошло. Фейт наверняка обо всем забыла, лучше не напоминать. Вернее, так Грир про себя решила.

Вот только в тот же вечер Зи позвонила из своей детской спальни в Скарсдейле – она сидела под старыми плакатами с изображением «Spice Girls», Ким Гордон из «Sonic Youth» и всяких вымирающих зверушек из полей, лесов и тундры.

– Как, удалось тебе передать Фейт письмо? – спросила она.

Грир помедлила – сердце у нее екнуло, мысли понеслись вскачь.

– Мне очень жаль, – сказала она, – но там сейчас нет вакансий.

– А, – протянула Зи. – Обидно. Я знала, что шансов мало. А она что-нибудь сказала про мое письмо?

– Увы, ничего.

– Неважно! – сказала Зи, как у них было принято. А потом: – Спасибо, что хоть попыталась. Нужно мне как-то вырываться из этой адвокатской шарашки.

Откровенный разговор с Фейт, потом бездействие, потом ложь. В такой последовательности – и все, точка. Грир впоследствии не раз задумывалась о том, есть ли у каждого человека личный предел подлости. Случается, между делом глянешь в унитаз или на клочок использованной туалетной бумаги – и вдруг сообразишь, что ведь это, это ты таскаешь в себе постоянно. И оно все ждет возможности вывалиться наружу. Когда они с Зи договорили, она запрятала письмо в нижний ящик одежного шкафа. Ей было интересно, что именно там сказано, и все же она ни за что не станет его читать, никому не расскажет о своем поступке. Правду знает только Фейт.

На следующий день, придя на работу, она обнаружила, что Иффат оставила у нее на столе папку с материалами о женщинах, которые будут выступать на приемах для журналистов. По ходу следующих двух месяцев женщины эти одна за другой приходили в офис, и Грир их расспрашивала. Она выслушивала истории о домогательствах, отказах в равной оплате труда или в праве заниматься спортом, о попытках это изменить. Женщины начинали свой рассказ, чувствовали, что Грир слушает очень внимательно, и постепенно раскрывались.