– Есть у нас наверху одна такая, имени называть не буду, – говорила Ким. – В ВК шарит отлично, но другим сотрудницам постоянно хамит. Я вечно про нее слышу истории. Я как-то ехала с ней в лифте, так она стоит, смотрит на дверь – и ни слова, даже не поздоровалась, а мне так и хотелось ей сказать: да, конечно, я всего лишь ассистентка, но вас никто не учил правилам вежливости? Я прекрасно понимаю, вам все время страшно, потому что вас запугали. В вашу профессиональную область женщин допущена лишь жалкая горстка, чтобы они чувствовали: туда впускают поштучно. Поэтому вежливость к другим женщинам для вас – непозволительная роскошь.
Суки, подумала Грир. Зи так называла женщин, которые ненавидят других женщин. Вспомнила, что Зи как-то раз пела песню, в которой было это слово.
Фейт вдруг произнесла:
– Ну как, Грир, завели тут знакомых? Обосновались?
Все дело в выпивке, в обстановке – так она думала потом. Все дело было в выпивке, в позднем часе, в этом совпадении: в тот момент Грир как раз подумала про Зи; впрочем, она вообще много думала про Зи на этой неделе, из-за письма. Ким отвернулась, заговорила с Иффат и Эвелин, давая Грир возможность пообщаться с Фейт; Бен, сидевший по другую сторону от Грир, беседовал с кем-то за соседним столом. Никто их не слушал.
– У меня есть подруга, которая очень хочет у вас работать, – внезапно произнесла Грир, едва ли не шепотом. – Она просила передать вам письмо, в котором рассказывает о себе. Вы ее тоже видели у нас в колледже.
– А, – сказала Фейт.
– Но, если уж быть с собой совсем честной, сама-то я знаю, почему до сих пор вам его не отдала.
– Ну и?
– Видимо, мне просто не хочется, чтобы она здесь работала.
– Она не справится?
– Я уверена, что она прекрасно справится. Она активистка. Очень самоотверженная. Плюс это она тогда мне про вас рассказала. Замечательная девушка. Просто мне почему-то не хочется всем этим ни с кем делиться. Хочется приберечь для себя.
Грир ждала, что Фейт станет ее упрекать, переубеждать. Сумочка, в которой лежало письмо, стояла у ног Грир под столом – ей она казалась опаснее ядерного чемоданчика.
– Понятно, – произнесла Фейт. – А почему так, можете сформулировать?
– Есть у меня подозрения, – сказала Грир. – Но если сказать вслух, может прозвучать некрасиво.
– А вы попробуйте.
– Мои родители были плохими родителями, – сказала Грир, и Фейт кивнула. – В доме вечно бардак, мы жили точно туристы в кемпинге. Редко садились вместе за стол. Их не слишком интересовала моя жизнь: школа, друзья. Им это казалось маловажным. Они считали, что жить нужно «не как все», но на деле получалось маргинально. Травку курили. И сейчас курят.
– Сочувствую от души, – серьезно произнесла Фейт. – Очень жаль, что никто ничего не заметил и не помог вашей семье стать семьей. Представляю, как вас это мучило. Ребенок всего-то и хочет любить и быть любимым – казалось бы, это так просто, а вот поди ж ты.
Прошедшее время стало для Грир неожиданным открытием. Фейт имела в виду: вас это мучило раньше, но теперь уже не имеет особого значения.
– Мне кажется, я не оправдала их ожиданий, – сказала Грир. – Потому что совсем на них не похожа. Но мне хотелось большего. – Она вдруг осознала, как ей легко говорить с Фейт. Совсем не как тогда в туалете. – Я честолюбива. Училась как проклятая, – добавила она. – И читала романы с утра до ночи. У меня была цель.
– И какая? – Фейт стащила зубами оливку со шпажки.
– Вобрать все, что есть в этом мире. А еще – убежать.
– Разумно.
– Но я не хочу сказать, что это извиняет мое нежелание видеть здесь свою подругу, – добавила Грир. – Просто мне кажется, это правда. Она бы очень обиделась, узнав про эти мои колебания. – Она замялась. – Она в любом случае спросит, чем кончилось дело, придется что-то ответить. – Грир подумала. – Могу сказать, что передала вам письмо, но вакансий не было. Если я так поступлю, это будет ужасно?
Фейт не ответила, продолжая смотреть на нее в упор.
– Грир, стоит мне прочитать письмо и принять решение, приглашать вашу подругу на собеседование или нет? – спросила она мягко. Грир не знала, что ответить. – Или оставить все как есть?
– Не знаю.
– Тогда предложение его прочитать остается открытым, – сказала Фейт. – В понедельник можете положить письмо мне на стол. Или не положить.
– Спасибо, – несчастным тоном выдавила Грир.
Повисло молчание, Грир боялась, что Фейт отвернется, может, даже рассердится и заговорит с кем-то другим. Но вместо этого она сказала:
– Мне нравится ваша привычка во все вдумываться, Грир. Вы – человек искренний, толковый, даже если дело касается тех ваших поступков, которыми вы совсем не гордитесь. Хотите написать для меня несколько текстов?
– Еще бы, – ответила Грир. – С радостью.