Женский чеченский дневник

За рефрижератором стояла легковая машина – днем к колонне по собственной инициативе присоединились журналисты радио «Свобода» и «Московского Комсомольца». В тот момент неважно было, чем они руководствовались, чем руководствовались все журналисты, находящиеся среди добровольных заложников. Да и потом уже было неважно. Значение имело одно – в этой легковой машине был спутниковый телефон, по которому можно было связаться с любой точкой мира.

Депутат схватил трубку и сел на землю – раскаленную, пыльную.

– Алло! Алло! – закричал он в трубку. – Свяжите меня с Виктором Степановичем! Да, с Виктором Степановичем! Тогда... Тогда передайте ему... Да, передайте ему, что нас всех! Всех – полторы сотни заложников – загнали в какой-то тупик! Над нами висят вертолеты! И сейчас они всех нас здесь прикончат! Всех нас!

Депутат отнял трубку от уха, уставился в землю, помотал головой, потом провел рукой по лицу – сверху вниз, как будто сгоняя что-то. Глядя на него, можно было подумать, его только что ударили по голове.

– Его помощник сказал, они все ему передадут, – наконец, тихо проговорил он. – Невозмутимо так сказал...

Наташа начала оглядываться вокруг – искала укромное место для туалета. Увидела насыпь у дороги и пошла туда. Взобралась на кучу земли, под ней была вырыта канава.

– Наташа, – негромко окликнул ее Басаев. – Далеко не ходи.

Она спустилась по другую сторону насыпи, чтобы со стороны автобусов ее не было видно. Дальше начиналось поле, и рожь уже колосилась. Сидя на корточках, она залюбовалась природой – полем и небом, висящим над ним. Хотела завести разговор с Богом – обстановка располагала, но вспомнила, что находится в неудобном положении и Бог может обидеться.

Привстав, она натянула штаны. Выпрямляясь, оступилась и еще пыталась устоять, но подошвы кроссовок уже скользили по рассыпчатой земле вниз. Перед тем как упасть, она вскрикнула и попыталась схватиться за росший у канавы куст, другой рукой прижимая к животу фотоаппарат, чтобы не разбился. Она скатилась в канаву, ударяясь плечами о землю. Последний удар пришелся по голове.

Наташа лежала на дне канавы с закрытыми глазами, с фотоаппаратом на животе. Голова гудела. Открыв глаза, она увидела над собой головы боевиков, которые сбежались на крик. Они смеялись. Ухватившись за чью-то протянутую руку, она поднялась наверх. Ни на кого не глядя, отряхнула штаны. Подошел Басаев.

– На-та-ша, – он тоже смеялся. – Я же тебе сказал – далеко не ходи.

Да что они все над ней смеются? Падая, она ударилась раненым виском и чуть не плакала от боли.

– То ты все лицо себе обожжешь, то в яму свалишься, – сказал сквозь смех Басаев, и Наташа поняла, что он вспомнил про чайник.

– Вам, может, Шамиль, легко говорить. А я вот ударилась. Еще очки потеряла и сережки, – серьезно сказала она, не стала смеяться над самой собой, как это часто делают люди, упавшие на глазах у других.

Полевой командир Шамиль Басаев снова не заметил, что она, много раз снимавшая его за последние месяцы, начала обращаться к нему на «вы». Этим местоимением множественного числа она удлиняла дистанцию между ним и собой. «Ты» оставляло между собеседниками один короткий шаг. А после Буденновска Наташа не хотела слишком близко подходить к Басаеву.

Асланбек Большой спрыгнул в канаву и начал шарить по дну. Ему мешал автомат, перекинутый через плечо. Он вылез, положил автомат на землю у ног Наташи и снова спустился в канаву. Еще человек пять боевиков, побросав автоматы там же, присоединились к нему.

– Они что, охренели? – спросила себя Наташа, глядя на груду автоматов у своих ног. Где-то вдалеке маячили вертолеты.

– Это твои? – позвали ее боевики из канавы.

– Мои, – Наташа забрала у них солнечные очки. – И сережки тоже поищите... Пожалуйста...

Люди в камуфляже снова присели на корточки, вороша сухую траву.

– Вот это – твое? – спросил один из них, выпрямляясь. В руке он держал ее клипсу и смотрел на нее так, будто та мало отличалась от мусора на дне канавы.

– А вторая? – спросила Наташа.

– Вот это ты назвала сережкой? – спросил ее боевик. – Вот эти перья и пластмассу? Давайте, вылезаем – это не золотая сережка, это – какой-то мусор.

Наташа забрала у него клипсу и пошла к автобусу. Ничего они не понимают – эту клипсу из пластмассы, бусинок и перьев она купила на рынке в Измайлово. Специально моталась за ними на другой конец Москвы и уплатила за них столько, что могла бы на эти деньги купить золотые сережки.