Под жилетом на нем была рубаха с коротким рукавом; в нагрудном кармане я заметила три шариковые ручки. Он надел халат, застегнул кнопки, подхватил со стола почту, бросил два больших конверта в мусорное ведро, даже не вскрыв их, открыл пару других, извлек оттуда результаты анализов, быстро просмотрел, затем поднял голову и кивком пригласил меня войти:
– Входите, поболтаем!
Я вошла, закрыла за собой дверь и подошла к письменному столу. Он указал на кресла для пациенток:
– Садитесь!
Он подтянул к себе кресло на колесиках, сел и нажал на рычаг сбоку, чтобы приподнять сиденье.
– На каком вы курсе в вашей интернатуре?
– Пятый курс, десятый семестр.
– Вот те на! До пятого курса дотягивают только лучшие.
– Да. Я пройду здесь практику, а затем вернусь в хирургию.
Он достал из кармана странную шариковую ручку в форме шприца, наполненную красной жидкостью, и стал вертеть ее между пальцев.
– Хирургия – это ваш конек? – спросил он с полуулыбкой.
– Да, это мой конек.
– Мммм… И что привело вас сюда?
Его вопрос сбил меня с толку. После секундного колебания я решила ответить честно:
– Вы прекрасно знаете, что я
Он улыбнулся во весь рот:
–
Я подумала несколько мгновений и прочистила горло.
– Тому, что вы собираетесь мне преподать…
Он улыбнулся еще шире, хотя это едва ли было возможно.
–
Я вытаращила глаза. Дело усложнялось. Я ответила так, чтобы все сгладить, не восстанавливать его против себя, а он воспринял мои слова как шутку. Я решила сменить тему:
– Говорят, вы извлекаете гормональные имплантаты.
– Ага. Это операция несложная, вы же знаете…
– Да, – усмехнулась я, – но гинекологи из акушерской клиники в этом вопросе отстают.
Он покачал головой и пожал плечами:
– Вы видели, как они это делают?
– Не было случая. Но в экстренных случаях, каждый раз, когда пациентка объявляет, что приехала в клинику, чтобы извлечь имплантат, у них меняется цвет лица…
– Да, как будто их просят обезвредить бомбу. Это досадно… – Он рассмеялся. – Она вылетает со свистом!
Тон, которым он это произнес, был мне ненавистен. Этот тип действительно считал себя центром вселенной.
– Итак, к делу! – сказал он, хлопнув в ладоши.
Поднялся, показал, чтобы я подождала, и вышел из кабинета, затем вернулся с графиком консультаций в руке:
– Прежде чем мы начнем, знайте, что каждую пациентку несколько раз спрашивают, не против ли она, чтобы на консультации присутствовал интерн: когда она записывается на прием по телефону, по прибытии в отделение, и я задаю ей этот вопрос в третий раз, когда приглашаю в кабинет. Я никогда не ставлю их перед фактом, ведь они в любой момент могут передумать. Они даже имеют право попросить вас выйти
– Правда? – спросила я, не сомневаясь, что он шутит.
– Правда, – серьезно ответил он.
Он смотрел на меня поверх круглых очков.
– Вы хотите что-то сказать?
– Нет,
Он широко улыбнулся, но значения этой улыбки я не поняла. Он указал на мое имя на кармане халата:
– Этвуд… это английская фамилия?
– Англо-канадская. Мой отец родился в Торонто.
– Вы – родственница писательницы?
– Писательницы? –
– Маргарет Этвуд.
– Я ее не знаю.
С огорченно-снисходительным видом он склонил голову набок:
– Жаль…
Он несколько мгновений стоял неподвижно, глядя на меня, затем положил график консультаций на стол, развернулся и вышел.
НАЧАЛО
Когда консультация превращается в беседу,
гинекологический осмотр становится насилием.
Я поспешила за ним и увидела, как он подошел к стойке, взял небольшую белую прямоугольную карту больной, вошел в зал ожидания, назвал чье-то имя и вышел. За ним следовала женщина, через руку у нее были перекинуты сумка и шарф. Он пожал ей руку и указал на меня: