Женский клуб

Наконец пришла очередь Ципоры. Дома она уже приняла ванну, так что теперь оставалось лишь ополоснуться в душе. Она секунду постояла под горячей водой, подставив под струю уставшую спину и ноги. Завернулась в махровый халат и мысленно пробежалась по списку, чтобы убедиться, не забыла ли она чего: кутикулы подстригла, зубной нитью воспользовалась, локти оттерла, почистила пупок, уши и между пальцами ног. Довольная тем, как тщательно она подготовила тело, Ципора произнесла молитву, написанную на карточке возле душа: И как я очищаю тело своё от нечистоты в воде, так Ты по великой милости Своей и великому милосердию Своему очисть мою душу от всякой нечистоты и скверны.

Войдя в комнату с миквой, Ципора сняла халат. Смущенно опустила глаза, по-прежнему чувствуя себя неловко голой в присутствии другого человека. Она напряженно ждала, пока служительница, Бесси Киммель, проверяла, не осталась ли у нее вдруг грязь под ногтями или лишняя кожица на пальцах ног.

– Что нового, дорогая? – поинтересовалась Бесси, снимая с Ципоры волоски, приставшие к спине.

– Ах, да ничего, – вздохнула Ципора.

К обязанностям служительницы Бесси относилась со всей серьезностью. «Это вовсе не так легко, как вам кажется, – говаривала она. – Думаете, мне только и требуется, что следить, есть ли чистые халаты и полотенца? Это-то несложно. А вот ответственность – другое дело. Надо проследить, чтобы вы окунулись целиком и не касаясь руками и ногами стены. И вы даже не представляете, какие тайны приходится хранить: кто забеременел, кто набрал вес, есть ли шрам от кесарева. Все, что у нас случается, проходит перед моими глазами».

Мы помнили первый раз, когда оказались в микве, за день-другой перед свадьбами. Мы нервничали, прекрасно сознавая, что вступаем во взрослый мир наших матерей. Мы оглядывали маленькую комнату, чувствуя себя слишком юными, чтобы находиться в ней, и Бесси ободряюще сжимала каждой плечо и говорила, что из нас получится красивая кала: она повидала на своем веку столько невест, и уж Бесси ли не знать, когда перед ней настоящая красавица.

Ципора спустилась по ступеням в воду, окунулась и произнесла благословение: Благословен Ты, Господь, Бог наш, Царь Вселенной, Который освятил нас Своими заповедями и заповедал нам окунание. И погрузилась еще дважды, пока Бесси стояла над ней, как маяк, ведущий корабли, заплывшие в ее воды. Затем Ципора вышла из воды и глубоко вдохнула, надеясь ощутить обновление, хоть малую тень, хоть слабую искру. Но ничего не почувствовала. Она осталась в точности той же Ципорой, что и прежде.

Пока Ципора обсыхала, Бат-Шева зашла в душ. Бесси недоуменно проводила ее взглядом.

– Что это значит? – обратилась она к Ципоре.

Та помотала головой.

– Понятия не имею. Будь моя воля, отправила бы ее домой.

– Пусть окунется пару раз, – решила Бесси. – Самую малость.

Она не видела большой беды в том, чтобы Бат-Шева совершила погружение, хотя вроде как и не должна бы. Вот если бы она не пришла в день, когда следовало, это другое дело.

Бат-Шева вошла в комнату с миквой и сняла халат, ничуть не смущаясь своей наготы. Можно было не осматривать ее так уж внимательно на предмет случайного волоска или заусенцев. Ведь Бат-Шева не выполняла религиозного предписания, так что для Всевышнего не было большой разницы, полностью она окунется или нет. Конечно, Бесси слегка задержалась взглядом на татуировке, оказавшейся один в один как описывала Хелен Шайовиц: в микве такое, несомненно, наблюдалось впервые.

Бат-Шева зашла в воду и перевернулась на спину.

– Мне нравится подольше оставаться в воде, чтобы глубже все прочувствовать, – сообщила она.

Бесси сочла, что это допустимо. У всех свои отношения с миквой, и она давно пришла к выводу, что правильнее давать женщинам совершать омовение так, как они пожелают. Кому-то надо было минуту-другую попривыкнуть к воде, прежде чем погружаться. Кто-то опускался сразу, она едва успевала сделать осмотр. Кто-то раскидывал руки и ноги так, что они случайно касались стены. Когда, до наступления менопаузы, самой Бесси еще надо было приходить в микву, ей нравилось погружаться, свернувшись калачиком. Эти несколько секунд она испытывала полнейший душевный покой и преисполнялась уверенности, что все непременно образуется. Ночь за ночью наблюдая, как разные женщины окунаются в микву, Бесси понимала, что и сама стосковалась по ней, и порой, когда никто не видел, она снимала туфли и чулки и опускала ноги в теплую воду, чтобы вспомнить былые ощущения.

Казалось, Бат-Шева уснула – волосы растеклись за головой, руки свободно повисли. Одно дело, когда привыкаешь к воде, но это уже больше походило на полноценное купание. Бесси откашлялась, пытаясь привлечь ее внимание. Бат-Шева не отозвалась, но, справедливости ради, ее уши были под водой, так что, может, она и не слышала.