Женский портрет

Впрочем, Изабелла нередко напоминала себе, что, помимо личного внутреннего сада, в мире есть и другие, а есть места, которые садом назвать никак нельзя – убогие запущенные делянки, захваченные сорняками несчастья и нищеты.

И вот теперь она отдалась на волю любознательности, которая и привела ее в замечательную старую Англию, а могла бы повлечь еще дальше. Изабелла нередко приказывала себе остановиться и подумать о тысячах людей, которым подобного счастья познать не суждено, и в ее утонченной душе поселялось уныние от собственной нескромности. Как человеку счастливому обрести гармонию, если другие несчастны? Впрочем, вопрос этот никогда не занимал Изабеллу надолго – слишком она была молода, слишком торопилась жить и знать не знала, что такое боль. Наша героиня взамен возвращалась к своим теориям: допустим, вот молодая женщина, которую, как ни крути, почитают весьма неглупой. С чего ей следует начать? Верно – следует получить общее впечатление о жизни окружающего мира, ведь опыт позволит уберечься от ошибок. А уж после она уделит внимание тем, кто несчастен.

Англия стала для нее откровением, увлекла, как увлекает ребенка представление в кукольном театре. В детстве Изабелле случалось выезжать в Европу, однако посещала она лишь континентальную ее часть, да и ту видела все больше из окошка детской. Для отца Меккой был Париж, а не Лондон, и его интересы совместных прогулок с дочерями не предполагали. Воспоминания о той поре давно уж сделались размытыми и далекими, а потому Старый Свет теперь казался очаровательным, но совершенно незнакомым. Дом дядюшки выглядел идеальным воплощением Англии; ни одна его особенность не ускользнула от Изабеллы. Совершенство Гарденкорта открыло ей мир и удовлетворило первую потребность в познании.

Просторные комнаты с низкими потолками, потемневшие балки и потайные уголки, глубоко врезанные в стены окна и затейливые их переплеты, приглушенный свет, играющий на отполированных деревянных панелях, пышная зелень снаружи, будто бы пытающаяся вползти в дом, ощущение совершенного уединения в самом центре поместья – местечке, куда почти не проникали звуки, где податливая земля приглушала шаги, а густой, словно сметана, воздух смягчал неприятные слова и делал дружелюбным любой резкий жест – все здесь было по вкусу нашей юной леди, все настраивало ее на благодушный лад.

С дядюшкой Изабелла быстро сдружилась и частенько сидела у его кресла, когда он отдыхал на лужайке. Мистер Тушетт проводил долгие часы на свежем воздухе, скрестив на груди руки, словно умиротворенный домашний божок, выполнивший свою добрую работу и получивший за нее вознаграждение. Теперь же домовому предстояли долгие выходные – недели и даже месяцы, – к которым он пытался привыкнуть.

Изабелла вызывала в старике интерес куда больший, чем смела предположить, а впрочем, впечатление, которое она производила на людей, нередко противоречило ее ожиданиям. Мистер Тушетт не без удовольствия вызывал племянницу на разговоры, находя в милом щебете немало дельного, что обычно присуще американским девушкам, к которым мир склонен прислушиваться более, чем к их сверстницам за океаном. Как и любую американку, Изабеллу поощряли не таить в себе мысли и чувства, замечаниям придавали значение, от нее ждали мнений. Разумеется, многие ее слова большой ценности не представляли, а чувства быстро улетучивались, и все же, когда тема была небезразлична, оставляли за собою след, приучая думать, переживать и достигать той быстроты ума, которую обычно принимают за признак превосходства.

Изабелла нередко заставляла старика вспоминать свою супругу в том же возрасте. Племянница была столь же свежа, естественна, сообразительна и так же не лезла за словом в карман – потому он в свое время и полюбил Лидию. Изабелле он о своих соображениях не говорил: тут дело в том, что, если миссис Тушетт когда-то на нее походила, то Изабелла тетушку не напоминала вовсе.

Мистер Тушетт был добр к племяннице. Замечал, что в их доме уж давненько не дули молодые ветра, и чистый голосок нашей беспокойной стремительной героини ласкал его ухо, словно журчание ручейка. Старику хотелось сделать для девушки что-то приятное – только бы попросила, но просьб от нее не слышал, одни лишь вопросы – великое множество вопросов. Он и отвечал без устали, хотя порой напор Изабеллы озадачивал. Девушка расспрашивала об Англии, о британских законах, о нравах и политике, о традициях и обычаях королевской семьи, об особенных чертах аристократического класса, интересовалась соседями и их образом жизни. Выслушивая ответы, непременно сравнивала их с тем, что пишут в книгах. Старик поглядывал на нее со своей обычной суховатой и слегка лукавой улыбкой, разглаживая шаль на коленях.