– В книгах? – ответил он как-то. – Как вам сказать? Книги – не по моей части. Об этом лучше спросить Ральфа. Я всегда доходил до всего сам – узнавал все естественным путем, так сказать. Даже вопросов не задавал – просто помалкивал да поглядывал. Конечно, у меня были большие возможности – молодые девицы обычно такими возможностями не располагают. По натуре я человек наблюдательный, хотя, пожалуй, по мне это и не видно. Сколько бы вы ни присматривались ко мне – все равно я высмотрю в вас больше. К англичанам я присматриваюсь уже добрых тридцать пять лет и могу с уверенностью сказать, что знаю о них предостаточно. В целом Англия – замечательная страна, замечательнее, чем мы признаем это за океаном. Кое-что я, пожалуй, здесь подправил бы, но англичане, по-видимому, пока не чувствуют в этом надобности. Когда появляется надобность в переменах, они умеют их добиться. Но никогда не спешат и до поры до времени спокойно ждут. Прямо скажу, я здесь прижился куда лучше, чем поначалу ожидал. Вероятно, потому, что мне сопутствовал успех. Где человеку сопутствует успех, там он, естественно, и приживается.
– Значит, я тоже приживусь здесь, если буду иметь успех? – спросила Изабелла.
– Вполне вероятно. Вас, несомненно, ждет здесь успех. Англичане очень любят молодых американок[19] и превосходно их принимают. Впрочем, вам не к чему так уж стараться прижиться здесь.
– О, я совсем не уверена, что в Англии мне
– Люди здесь очень хорошие; особенно если они вам по душе.
– Что они сами по себе хорошие, я не сомневаюсь, – возразила она. – А вот каковы они с другими? Конечно, меня не обворуют и не прибьют, но будут ли они мне рады? Я люблю, когда люди мне рады. Я говорю об этом прямо, потому что очень ценю в людях радушие. А в Англии, по-моему, не очень-то хорошо обходятся с молодыми девушками. Во всяком случае, если судить по романам.[20]
– Я мало понимаю в романах, – проговорил мистер Тачит. – Сдается мне, в них все очень ловко сказано, но, боюсь, они нередко грешат против правды. У нас как-то гостила дама, которая пишет романы. Она была в дружбе с Ральфом, и он пригласил ее сюда. Все-то она знает, скажет – как отрежет. Но ее свидетельствам я не стал бы доверять. Слишком богатая фантазия – вот в чем, наверное, причина. Потом она напечатала книгу, в которой, думается мне, хотела живописать – вернее, изобразить в карикатурном виде – вашего покорного слугу. Я не стал читать это сочинение, но Ральф отчеркнул кое-какие места и принес его мне. Она, по-видимому, пыталась изобразить мою манеру говорить: американские словечки, произношение в нос, благоглупости янки, звезды и полосы.[21] Так вот, все это было совсем на меня не похоже; наверно, она не очень-то внимательно меня слушала. Я не возражал бы, если бы она передала мою манеру говорить. Пусть себе, если ей хочется. Но мне очень не понравилось, что она даже не дала себе труда меня послушать. Конечно, я говорю, как американец, – не говорить же мне, как готтентот. При всем при том меня здесь все понимают. Но, как старый джентльмен из романа этой дамы, я не говорю. Он не американец, и нам в Штатах таких даром не нужно. А рассказываю я вам об этом, чтобы показать – романисты нередко грешат против правды. Конечно, дочерей у меня нет, а миссис Тачит живет во Флоренции, поэтому я не очень-то знаю, как здесь обращаются с молодыми девушками. Кажется, в низших классах с ними и в самом деле обходятся не слишком хорошо, но в высших и даже до некоторой степени в средних их положение, мне думается, намного лучше.
– Помилуйте, сколько же в Англии классов? – воскликнула Изабелла. – Не меньше пятидесяти, наверное?
– Право, не знаю: я их не считал. И вообще, как-то не обращал на них внимание. В этом преимущество американцев: мы здесь вне классов.
– Надеюсь, что так, – сказала Изабелла. – Только этого недоставало – принадлежать к какому-нибудь английскому классу.
– Как сказать! Среди них, пожалуй, есть совсем неплохие, особенно те, что повыше. Впрочем, для меня существует всего два класса людей: те, которым я доверяю, и те, которым не доверяю. Вы, дорогая, относитесь к первому.
– Весьма признательна, – быстро проговорила Изабелла. – Она имела обыкновение очень сухо отвечать на комплименты и торопилась по возможности их пресечь. Поэтому ее часто понимали превратно: многие считали, что она глуха к ним, меж тем как на самом деле Изабелла просто старалась не показать, до какой степени они ей приятны. Ведь это значило бы показать слишком много.
– А они здесь не слишком привержены условностям? – спросила она.
– Да, здесь все твердо установлено, – подтвердил мистер Тачит. – Все заранее известно. Англичане не любят ничего оставлять на волю случая.
– Терпеть не могу, когда все заранее известно, – заявила Изабелла. – Мне куда больше нравятся неожиданности.
Такая безапелляционность, по-видимому, немало позабавила мистера Тачита.