Женский портрет

– Знаете, я тоже так считаю. И решительно против себя, самого. Иногда мне даже приходит на мысль – с каким удовольствием я выступил бы против себя – если бы я был не я. Кстати, это даже хорошо – исцеляет от тщеславия.

– Тогда почему бы вам не отказаться? – осведомилась мисс Стэкпол.

– Отказаться?… – переспросил лорд Уорбертон, смягчая своим английским произношением то, что у нее прозвучало по-американски жестко.

– Отказаться от лордства!

– Во мне и так от него почти ничего не осталось! Кто вообще помнил бы здесь о титулах, если бы вы, несносные американцы, беспрестанно о них не напоминали. Тем не менее я всерьез подумываю в самом недалеком будущем отказаться даже от той малости, что осталась.

– Хотела бы я увидеть это воочию! – воскликнула Генриетта несколько воинственным тоном.

– Я приглашу вас на церемонию; мы устроим ужин с танцами.

– Да-да, – сказала мисс Стэкпол. – Я, знаете, люблю видеть каждое явление с разных сторон. Я против привилегированных классов, но я хочу знать, что они могут сказать в свое оправдание.

– Очень немногое, как видите.

– Мне хотелось бы задать вам еще несколько вопросов, – продолжала Генриетта. – Но вы глядите куда-то в сторону. Избегаете смотреть мне в глаза. Вы, я вижу, хотите уклониться.

– Ничуть. Я просто ищу презираемый вами картофель.

– А! Тогда, пожалуйста, просветите меня относительно этой молодой особы, вашей сестры. Я не понимаю, кто она. Она тоже носит титул?

– Она? Очень славная девушка.

– Как вы нехорошо это сказали! Словно вам не терпится переменить тему! Она ниже вас по положению?

– Мы не занимаем никакого особого положения, ни она, ни я. Но ей живется лучше, чем мне: у нее нет моих забот.

– Да, судя по ее виду, у нее немного забот. Хотела бы я, чтобы у меня их было столько же. Не знаю, как насчет всего прочего, но спокойствия вам не занимать.

– Просто мы легко смотрим на жизнь, – сказал лорд Уорбертон. – К тому же мы, видите ли, люди скучные. На редкость скучные, особенно когда хотим.

– Советую хотеть что-нибудь повеселее. Мне трудно было бы найти тему для разговора с вашей сестрой: она не такая, как все. Скажите, этот крест какая-нибудь эмблема?

– Эмблема?

– Символ ранга.

При этих словах лорд Уорбертон оторвал взгляд от другого конца стола и посмотрел своей соседке в глаза.

– Да, – сказал он, чуть помедлив, – женщины падки до таких вещей. Крест носят старшие дочери виконтов. – Эта выдумка была безобидной местью за то, что в Америке не раз злоупотребляли его доверчивостью.

После ленча он предложил Изабелле осмотреть картины в галерее, и она, ничего не сказав по поводу столь неудачного предлога – он видел эти картины несчетное число раз, – сразу согласилась. На душе у нее было легко: с тех пор как она отослала письмо, к ней вернулась безмятежность.

Он медленно прошелся по галерее из конца в конец, окидывая взглядом полотна и не говоря ни слова. Наконец у него вырвалось:

– Не на такое письмо я надеялся!

– Оно не могло быть иным, лорд Уорбертон, – сказала Изабелла. – Поверьте – это так.

– Не могу – иначе я не стал бы долее докучать вам. Не могу поверить, сколько ни стараюсь, и прямо говорю – не понимаю! Если бы я не нравился вам… да, это можно понять, я понял бы. Но вы сами признались…

– В чем призналась? – перебила его Изабелла, слегка побледнев.

– В том, что считаете меня добрым малым. Разве не так? – Она промолчала, он продолжал: – Вы отказываете мне без видимой причины, а это несправедливо.

– У меня есть причина, лорд Уорбертон, – сказала Изабелла таким тоном, что у него упало сердце.

– Так скажите же, в чем она.

– Когда-нибудь в другой раз, в более подходящих обстоятельствах.

– Простите за резкость, но до тех пор я отказываюсь в нее верить.

– Вы делаете мне больно, – сказала Изабелла.

– Больно? Что ж, может, благодаря этому вы поймете, что я сейчас чувствую. Позвольте задать вам еще один вопрос. – Изабелла не сказала ни «да», ни «нет», но, очевидно, он что-то прочел в ее глазах, и это дало ему смелость продолжать: – Вы предпочитаете мне кого-то другого?

– На такой вопрос я позволю себе не отвечать.

– Значит, так оно и есть, – пробормотал он с горечью. Сердце Изабеллы дрогнуло, и она воскликнула:

– Нет, никого я не предпочитаю!

Он опустился на скамью, забыв о приличиях, сжав зубы, как человек, сраженный несчастьем, и, оперев локти о колени, уставился в пол.

– Я даже этому не могу радоваться, – произнес он и, распрямившись, прислонился к стене. – Будь я прав, это служило бы оправданием.

– Оправданием? – Изабелла удивленно подняла брови. – Я должна оправдываться?

Но он оставил ее вопрос без ответа. В голову ему, по-видимому, пришла новая мысль.

– Может быть, дело в моих политических взглядах? Вы считаете их слишком крайними?

– Я не могу возражать против ваших взглядов, потому что ничего в них не понимаю.

– Да, вам безразлично, что я думаю! – воскликнул он, вставая. – Вам это все равно.