— Если хочешь, — выдохнул он, — можешь еще ударить. Здесь камеры везде натыканы. Это будет разборка года. Адвоката Максима Вересова лишили родительских прав за избиение собственного сына.
— Ну попробуй. Только учти, что я тебе не молоденькая неопытная учительница, — глядя на Кирилла сверху вниз, спокойно проговорил Макс. — Знаешь, я никогда не считал тебя дураком, но теперь сильно сомневаюсь, прав ли я был. Впрочем, читать нотации я тебе все равно не стану. Либо ты все поймешь сам, либо никогда ничего не поймешь, — Максим развернулся и пошел прочь из школы.
Дорога в Бровары казалась бесконечной. И это бесило.
О Кирилле не думал. Несмотря на то, что именно из-за этого все и произошло — из-за того, что почти никогда не думал о сыне. Шестнадцать лет они друг другу не мешали. Пока Кирилл был маленьким, им больше занималась бабушка. Когда он подрос, у них нашлись общие интересы, благодаря которым можно было неплохо провести вместе выходные. И обоих это устраивало. Вересов-старший зарабатывал, Вересов-младший продолжал взрослеть. Но ударная волна его гормонального взрыва сбила с ног и сына, и отца.
И все же о Кирилле не думал. Думал о Маре. Пытался представить, что она должна была чувствовать в эти дни. И злился. Ужасно злился, что не позвонила, не рассказала, не доверилась.
Именно эту злость он испытывал, нажимая кнопку звонка ее квартиры, резкий звук которого был хорошо слышен в подъезде.
Дверь открыл дед.
— Здравствуйте, Петр Данилович! — поздоровался Макс. — Позовите, пожалуйста, Мару.
— Кого тебе позвать? — дед нахмурился и встал в дверях с явным намерением не пускать Вересова в квартиру.
— Марину… Марину позовите, пожалуйста.
— Вот так все бросил и позвал. Езжай-ка ты, откуда приехал, — заявил Стрельников. — Сам пес, и щенок у тебя такой же.
— Петр Данилович, — Максим глубоко вздохнул, — ваше право так считать. Но мне очень нужно поговорить с Мариной. Это важно. Для нее, для меня. Для нас.
— Это для каких же таких «вас», а? Я тебе не девчонка, чтоб ты мне лапшу на уши вешал. Ты мне сразу не понравился…
— Это я понял.
— А ты не перебивай! — буркнул Петр Данилович. — Я и Марине сразу сказал, что от тебя только проблемы и будут. Так не послушалась она меня. Зато теперь сама убедилась.
— В чем убедилась? Зачем я, по-вашему, теперь приехал, после всего?
— Ну мало ли… Не наигрался, — дед буравил глазами Вересова.
Макс в это время попытался пройти мимо него в квартиру.
— Ты это, полегче, — повысил голос Стрельников. — А то сейчас милицию вызову.
— Марину позовите, и никого не понадобиться вызывать.
— Нету Марины, уехала.
— Как уехала? Куда? — выдохнул Макс и замер, пытаясь осознать сказанное.
— С Федькой Нетудыхатой. На заработки, — довольно заявил дед и, воспользовавшись замешательством Максима, захлопнул перед ним дверь.
19. Просто Марина
То, что жизнь подчас совершает сумасшедшие витки, Мара усвоила давно. Во-первых, тому способствовал школьный курс литературы. Во-вторых, кинематограф, в особенности многочисленные мыльные оперы, впитанные ею фактически с молоком матери, большой поклонницы латино-американских телесериалов. Одно из самых ярких воспоминаний детства — это мама, рыдающая над несчастной судьбой бедной мексиканской девушки просто Марии, оставшейся в одиночестве с ребенком на руках, но превозмогшей все жизненные невзгоды и взошедшей на олимп модной индустрии.
В-третьих, были еще все те же пресловутые женские романы, читанные ею в районе третьего курса. Правда, там обычно все заканчивалось хорошо. А Мара была уверена, что в ее собственной жизни отныне все будет беспросветно — да какой, вообще, возможен просвет, когда все настолько наперекосяк?
Дорогой до Новой Ушицы Мара еще пыталась анализировать.
1. Ей грозит суд. Самый настоящий. По какому-то дикому обвинению, которое администрация школы не сочла диким.
2. Суда она может избежать только в том случае, если Гусев уговорит Вересовых не писать заявление. Здесь на нее накатывала волна странного отупения. Она знала, была уверена в том, что Максим не будет этого делать. Откуда она это знала, не имела понятия. Просто знала и все. Но был третий пункт, который оставлял поле для сомнений во втором.
3. Кирилл ее ненавидит. Бог знает, за что и почему. Но ненавидит. И все, что он сделал, он сделал, чтобы отомстить ей. Мара включала педагога. Педагог не включался. Но обрывочные мысли в голову приходили. Кирилл не хотел, чтобы она встречалась с его отцом. Кирилл с самого начала ее невзлюбил. Зато, как всем детям, наверняка ему хотелось, чтобы отец любил мать. А мать любила отца.