Женский улучшайзинг

На ближайшее утро мы заказали грузовик для перевозки крупногабаритного барахла и автобус ПАЗ, в котором должно было ехать наше семейство и хрупкая ручная кладь. Автобусик задерживался, причем существенно. Два похмельных бугая уже погрузили мебель, над разборкой которой всю ночь трудились родители, а второго транспорта так и не было. Время шло. Мы и мужики нервничали, ведь всем в грузовик не влезть, да и вещей еще оставалось порядочно.

Больше часа все стояли на улице. Грелись на весеннем солнышке и прикидывали запасные варианты. Наконец из-за угла вынырнул грязный, но бодрый пазик с табличкой «Ритуал» под ветровым стеклом. После преследовавшей нас в последнее время кладбищенской темы мы даже не удивились. Автобус резко затормозил, чуть не придавив черную кошку, и бравурно просигналил. Водитель был уже слегка пьян и доволен жизнью. Он сложил руки в молитвенном жесте и, не дав опомниться разъяренным грузчикам и родителям, начал затаскивать в автобус коробки с посудой. Мы покорно полезли в салон. Мама хладнокровно стряхнула с сиденья ленту от похоронного венка, какие-то еловые ветки. Папа отфутболил в хвост пару пустых водочных бутылок, и через десять минут все расселись и всё загрузили. Правда, наш водитель опять задерживался. Теперь он залип в дискуссии с водителем грузовика, обсуждая путь следования. Грузовик предлагал короткий путь через Фенинскую свалку, автобус крестился и был готов ехать только через МКАД. Хоть и через пробки, и с крюком в лишние пятнадцать километров, но по приличному асфальту. Судя по лексике грузовика, в которой из знакомых слов улавливала только «Где… был… на часы… смотрел… пробки ща… на три часа встанем…» и по попыткам дать шоферу микроавтобуса в морду – нас ожидал путь по короткой, но увлекательной фронтовой дороге. В принципе так и получилось.

Слегка матерясь и икая, водитель автобуса залез на свое место, громко хлопнул дверью и раздраженно стартанул в сторону Фенино.

Но, впрочем, мужик он был добрый и быстро успокоился, прикинув, что машина все равно казенная. Для окончательного поднятия духа хлебнул что-то из фляжки и включил на всю громкость кассету группы «Любэ».

Так мы и поехали. На колдобинах дружно подпрыгивали к потолку. На серпантине, который выписывал автобус, хватались за поручни кресел. Весь этот аттракцион сопровождался бодрым расторгуевским: «Ты агрегат, Дуся, ты, Дуся, агрегат» и жалобным звоном стеклянных фужеров в коробках. Какие там американские горки! Если у меня и была когда-то мечта на них покататься, то в тот день она сбылась полностью. И на много лет вперед. До сих пор обхожу парки развлечений за километр.

На пятой выбоине меня затошнило. Впрочем, с моим братом это произошло еще раньше. Родители как-то держались и пытались держать нас. Даже Расторгуев не выдержал: на одной песне его заклинило. Не буду полностью описывать наше путешествие через капустные поля и отстойники канализационной станции, но скажу, что оно было не для слабонервных, и приехали мы на место назначения грязные, вонючие, с перебитой посудой, сломанным «денежным деревом» в горшке и засевшей в голове песне: «Мы будем жить теперь по-новому, ах Люба-люберцы мои-и-и-и!»

Такой же суровой, как поездка, оказалась и окружающая действительность нашего нового места жительства. В первый же день я пошла обследовать окрестности. Уже минут через пять до меня дошло, что все еще хуже, чем думалось. Любуясь на проржавевшие остовы качелей на детских площадках, постоянно спотыкаясь на асфальтовых выбоинах, залитых жидкой грязью, и тревожно озираясь по сторонам, я шла по двору и высматривала «люберов». При их появлении следовало развернуться и нестись пулей куда подальше. Ни одного типа в клетчатых штанах я так и не встретила, но после прогулки у меня было единственное желание – собрать вещички и вернуться в дом на кладбище. Хотя нет. Зря я так. Вид родителей и соседей в фольговых шапочках казался все же более устрашающим, чем какие-то там люберецкие гопники.

Школа, куда мы с мамой отнесли документы, также вполне укладывалась в местную эстетику, и ее вид смутил еще на подходе. Над слегка потрепанным панельным кубом-зданием возвышалась огромная труба. Просто какой-то крематорий с печью. Видимо, для двоечников. На самом деле в ста метрах от храма науки находилась котельная, которая и украсила своей кирпичной трубой скучную типовую архитектуру, слившись с ней практически в единый ансамбль.