Женский улучшайзинг

К нам, тихо шурша колесами, подъехал черный представительский автомобиль. Огромный и, подозреваю, очень дорогой. Водитель в костюме выскочил, странновато глянул на меня и помог сесть в глубокое и пахнущее кожей чрево салона. Карета подана!

Только тронулись с места, как я не смогла сдержать изумления и ткнула Вадика в бок:

– Смотри!

Прямо у выезда с кладбища красовался огромный щит.

Плакат с развевающимся триколором и бредущим куда-то медведем звал на выборы. «Голосуй за Родину, справедливость и веру! Сергей Михайлович Кротов, заслуженный педагог России – твой кандидат!»

С плаката строго и внимательно смотрел наш бывший физрук.

– Ты это видел?

Вадик поморщился.

– Да. Видел уже. Все Люберцы в этих щитах. Выборы же осенью. Этот заранее начал агитировать. Всем на бюджет хочется. И главное, пройдет, зараза. Сейчас если от «Единой России», то вообще проблем нет. Работяги и бабки идут и ставят галочки. Я ж тоже иду от той же партии. Только по другому округу.

Мои мысли переключились на более насущные и земные темы. Я повернулась к Вадиму и тряханула его за майку.

– Быстро давай говори, что произошло! Почему вы с Ольгой решили, что я того… ну умерла? И что наркоманка была? И вообще, откуда эта дата – двенадцатое июля? И как умудрились похоронить без тела? Или там кто-то вместо меня? Кто?

Видимо, я немного переборщила с громкостью, и вопросы долетели до ушей водителя. Его охреневший взгляд в зеркало заднего вида это подтвердил.

А вот Вадик от моих эмоций, наоборот, взбодрился:

– Надо было похоронить. Чтоб по-человечески, а не в общей могиле с бомжами в Чебоксарах. Не переживай, все красиво сделали. На высшем уровне, как ты заслуживаешь. А в гробу манекен. Колян из салона для новобрачных подогнал. Вместе с платьем свадебным. Знаешь, четко так подобрал, прям на тебя похожую. Когда целовал на прощанье, чуть сам не помер от горя.

Кажется, у придурка на глазах заблестели слезы. А Юрий Иванович уже пару раз проскочил на красный.

Не, это, конечно, было все очень трогательно. Манекен в свадебном платье, могила с чебоксарскими бомжами. Но при чем все же тут я?

Продолжение узнать не удалось, мы уже добрались до места. Ворота в высоченном заборе стали автоматически разъезжаться, как только автомобиль попал в зону видимости камер.

Надо же, я раньше и не догадывалась, что в окрестностях Люберец есть такие интересные точки общепита! На огромном участке среди сосен стоял уютный особнячок, напоминающий виллу европейской кинозвезды. Мягко подсвеченный фасад из камня. Идеально подстриженный газон и кусты роз у входа. Большие окна, сквозь которые видны свечи и огонь камина. На пороге уже ждал метрдотель – породистый седой дядька с выправкой военного. Но при виде меня, выходящей из машины, выдержка все же подвела его, и брови надменно поползли вверх. Что ж, судя по отражению в стеклах, выглядела моя персона не особо импозантно: голубой пиджак в засохших бурых пятнах, багровый синяк на полщеки, мусор в волосах и потекшая тушь. Дама с трассы, сбитая КАМАЗом. В кой веки попала в элитный ресторан и не при параде. Неприятно все очень, но метрдотеля можно понять. Некоторые наши пассажиры вызывают у меня еще и не такие реакции – когда заходит в самолет то ли чучело, то ли бездомный. И поди разбери, где деньги взял на билет и зачем ему вообще куда-то лететь из своей вонючей теплотрассы.

Между тем Вадик суетился вокруг и разливался соловьем:

– Скажи, тебе нравится? Здесь еще и конюшня есть. Можно потом приезжать, на лошадках по лесу кататься. А воздух какой, а тишина! Как на кладбище! Нравится тебе?

Брезгливость на лице метрдотеля несколько полиняла, отдавая место все нарастающему удивлению. Но он вспомнил про свои профессиональные обязанности и проводил нас вовнутрь.

Зал выглядел так же солидно и дорого, как и все снаружи: деревянные резные панели на потолке, массивная люстра. Играла тихая классическая музыка, какой-то струнный квартет. Напротив камина стоял лишь один-единственный стол под белой скатертью, накрытый на две персоны. И еще кое-что я углядела в мерцающем свете. Около стола стоял мольберт с картиной. Вернее, с моим портретом в технике «пульверизатор». Получилась я на нем, если честно, не очень. Слишком зализанно и сладко. Глазищи, ресничищи, губки бантиком. Узнала «себя» только потому, что прическа и одежда полностью копировали ту самую фотографию с альбома нашего выпускного класса.

Меня снова замутило.

Почувствовала толчок в бок:

– Узнаешь манеру? Папанька рисовал по фото!

Кто б сомневался. Виктор Цой и Маша Калинина кисти народного художника еще стояли перед глазами.

– Ты, конечно, на картине шикарно получилась! В жизни послабее, вон и Игорь Леонидыч, метрдотель, тебя сразу не признал. А картина у них уже лет семь хранится. Я каждый раз после кладбища – сразу сюда. Портрет выставляют, мы с тобой ужинаем, о жизни беседуем. После моей смерти в краеведческий музей Люберец отойдет. Завещал им. Подожди секунду. Я щас.