Женский улучшайзинг

Вадик отвел Игоря Леонидовича на пару метров и зашептал ему что-то на ухо, кивая на портрет и на мою особу, скромно стоявшую в стороне. Спина бывшего военного напряглась, как после удара, а седой ежик волос вполне отчетливо встал дыбом. Плавно и медленно метрдотель развернулся ко мне и тоже испугал меня своей реакцией. Пожалуй, она превзошла и реакцию водителя, и мою собственную при обозрении места захоронения с мадонной. Глаза пожилого мужчины вылезли из орбит, как бывает только в мультиках, а толстая кожаная папка меню с грохотом шлепнулась на пол. На мгновение мне показалось, что и Игорь Леонидович рухнет за папкой следом. Но военная закалка победила. Он устоял на ногах. Поднял меню, отдышался, кивнул и, зачем-то перекрестившись, принес к столу второй стул, а портрет отодвинул подальше.

Целый день я пробегала голодная. От запахов, доносящихся с кухни, желудок сводило уже не по-детски. А еще меня раздирало желание продолжить разговор, начатый в машине. Поэтому я пропустила хамство касательно портрета мимо ушей, плюхнулась на отведенное мне место и заказала все то же, что и Вадик, даже не уточняя его вкусы.

Вдруг Олин брат замер и прислушался. Улыбка расползлась по физиономии.

– Слышишь? Твой любимый Бетховен. Пятая симфония?

– Мой любимый Бетховен?..

– Ну да. Ты же так любила классическую музыку. И Бетховена.

– С чего ты взял?

– Ну помнишь, в Дом культуры заходили. Там пианино стояло, и ты «К Элизе» сыграла. Ты вообще одаренная была. Тонкая и талантливая.

Вадик мечтательно глянул на глянцевый портрет.

– Я? – Нет, два класса музыкальной школы, куда родители засунули меня по недоразумению, в моей биографии имелись, но потом я была отчислена, потому что не имела ни слуха, ни голоса, ни любви к фортепиано.

Еще раз поразившись, какой прекрасной можно остаться в памяти людей, и подождав, пока официант нальет вина и уберет свои любопытные уши подальше от стола, я пошла в наступление.

– А-а-а-а! Все, больше не могу терпеть! Быстро говори, что происходит!

Но официант так просто не сдался, а, застыв за моей спиной, сделал скучающее лицо и расставил локаторы. Подтянулся еще один, с блюдом устриц. Так же, не торопясь, устанавливал его в центре, пытаясь ухватить хоть что-то из нашей беседы. На небольшом отдалении замер пришибленный и, видимо, уже всем растрепавший новость метрдотель. К нему тихо-тихо подтягивались остальные персонажи из числа сотрудников. В дверях кухни белели колпаки поваров. Впрочем, я их понимаю. Шекспировские страдания по умершей красавице шли в ресторане регулярно и по одному сценарию, а тут продолжение, да еще с новым действующим лицом. Ну как можно пропустить такой спектакль?

Вот в такой наэлектризованной атмосфере друг начал свой рассказ.

Ушел тогда с моей подачи Вадик в армию. Пока тянул лямку срочной службы, мозги встали на место. Или их вставили деды, не знаю уж, как там было, но вернулся он с твердым намерением все же не гнаться за легкими бандитскими деньгами, а пойти в МГУ на мехмат. Еще до дембеля написал слезливые письма и бывшей учительнице физики, и знакомым профессорам. И засел за учебники готовиться к поступлению. Впрочем, мог бы и не стараться. Наставники от счастья взвизгнули и подготовили все сами. Вплоть до места в общежитии, ибо жить Вадику было негде. Сестра уже плотно обосновалась замужем во Франции, родила первенца и перетащила к себе родителей. Те, обозрев благодатную для бизнеса французскую почву, чтоб не сидеть нахлебниками на шее зятя, решили начать свое дело, а для стартового капитала продать квартиру в Люберцах, благо и покупатели нашлись моментально. О Вадиме они, конечно, подумали. Подумали, что сразу после армии приедет к ним и будет помогать в свежеоткрытом семейном ресторане. Но планы Вадика с МГУ спутали все карты. Что ж, обратно квартиру не вернешь. Да Вадик и сам был не против пожить в общаге и окунуться в кипучий студенческий водоворот. Только сначала должен был заехать в Люберцы и найти меня.