«О, как много ласки твои лучше вина» – улавливается, чувствуется едва уловимое, нежное, подобное утренней росе, прикосновение, проникающее внутрь.
В этот момент она еще не встретилась с ним, ей еще не удалось достичь его. Значит, это не стереотипное поверхностное воздыхание, а притяжение, исходящее из той точки, которая создает всего тебя целиком. Эту точку не можешь определить, но она есть самая глубинная часть тебя.
«Влеки меня, влеки меня еще больше». В то время как в мужской версии это – овладение, в женской – это интенсивность стремления, зовущего: «Влеки меня, мы сразу побежим за тобою». Чем сильнее вожделение, тем священнее ответ.
Но в тот момент это невозможно из-за многочисленных исторических обстоятельств, поэтому она остается одна: «Если бы он допустил меня в чертоги свои, куда не войдет никто, я бы показала ему, как бы мы радовались».
Это – сочинение, в котором все исполнено благодати. Войдя «внутрь», невозможно описать его словами: оно проживается, поглощается и выводит существование человека в трансцендентность, и он испытывает внутреннюю наполненность от высшей формы новизны бытия.
Я всегда замечал, что максимум жизненности любого человека связан с присутствием в нем особенного эротизма.
Есть эротизм патологический – это тот, который знают все. И есть белый эротизм – жизненный, прекрасным носителем которого является исключительно женщина, но она абсолютно это не осознает. Мужчина же, вместо того чтобы выполнять функцию креативного формализующего, стремится быть от нее зависимым.
Эротизм – это то, что более всего захвачено монитором отклонения. Человек, поставленный перед препятствием, закрывающим перед ним истинную цель собственного удовольствия, неспособен затем к высшей истине созидания. Необходимо вновь вернуть ему источник, ради которого имеет смысл жить, расти, любить.
«Дирижировать», управлять сексом нужно опираясь на точную онтическую интенциональность. Тогда он превращается в использование экзистенции, конкретной индивидуации, ради осуществления встречи, при которой всякое устремление, томление сотворенного существа обретает покой и прославление. Все экзистенциальное должно быть «сыграно» так, чтобы родилась «небесная музыка», чтобы душа (или онто Ин-се) обрела себя, достигнув или максимально приблизившись к своей истинной природной цели – обретению в себе Бытия.
Глава четвертая
Теология и психология
4.1. Опасности высшего знания
Из глубин далекой культуры, свойственной каждому человеку, обладающему высокоразвитым умом, порой доносятся предостережения, которые пытаются ограничить свободу сознания в вербализации: «Не говори, не раскрывай, потому что это опасно, об этом не должны знать». Не должны об этом знать не потому, что это знание вредоносно само по себе, совсем наоборот: оно непорочно своей упоительной трансцендентностью.
Опасность заключается в следующем. Новое знание благоприятствует определенной ментальной свободе; тот же, кто внутри себя не достиг известного пространства белизны, а значит, не облачился в
Исходя из собственного опыта, утверждаю, что любое высшее познание неизбежно подразумевает вершину совершенства, а значит, высочайшую моральность.
Когда людям становится невыносимо возвышенное само по себе, естественно, что оно их раздавливает – точно так же, как глаз, посмотрев на свет, на мгновение слепнет.
Я намерен использовать некоторые формы теологического знания не потому, что с их помощью можно понять ту психологию, которую я хочу открыть вам, а лишь для того, чтобы со всей простотой продемонстрировать, что то, чему я сейчас вас обучаю, уже сказали другие люди, другие мудрецы, разве только при других обстоятельствах.
Самые возвышенные, утонченные умы любой культуры испили этой сладостной, нежной наполненности Бытия и поведали о ней, как если бы речь шла об их «земле».
Однако если, с одной стороны, это знание приводит к вершинам, то с другой – оно таит в себе опасность.
В высшем познании того, что является порядком духа, кроются две опасности: первая – идеологическая шизофрения, и вторая – опьянение властью.