Женско-мужской разговорник

В качестве еще одной попытки разобраться в отношениях и в том, как их правильно выстраивать, я решила наконец пойти к психоаналитику. Причем принципиально, чтобы это был мужчина. Потому что та женщина, с которой я работала до сих пор — во-первых, исповедовала другое направление в психологии, а во-вторых это все больше начинало напоминать разговоры с подружкой на кухне. Как-то всегда оказывалось, что я молодец и все правильно делаю, и конечно козлы они все, и вообще меня гладят по голове и утешают. Надо попробовать иной подход. Пока улитка ползет, она чего только не успеет.

И главное, есть мнение — не мое, но я уже почти с ним согласна — что когда мужчины идут к мужчинам-психологам, а женщины в свою очередь к женщинам — и те и другие в итоге еще больше отдаляются друг от друга. Им подробно поясняют подоплеку их поступков и решений, но взаимопонимания это им ничуть не добавляет. Вот поэтому я пойду не к женщине. Хотя мне и советовали очень сильного специалиста.

…

Сходила первый раз на прием. С женщинами-психологами существенно иначе строилась вся работа. Тут гораздо больше говорила я. А он слушал и лишь изредка задавал наводящие вопросы. О детстве, о матери. О травмах физических и психических. Причем он не разрешил — настоятельно не рекомендовал — вести запись на диктофон. Как он объяснил, это будет уже воспоминание и достраивание по памяти. А важно то, что происходит здесь и сейчас, в моменте. Но ведь я все равно буду мысленно раз за разом возвращаться к этому разговору и прокручивать его в голове? Тем не менее — не стоит. Ну ок.

Я. А чем мы сейчас занимаемся?

П. Вы рассказываете о себе.

Я. А что делаете вы?

П. А я помогаю вам это делать. Обращаю ваше внимание на детали.

Я. По сути вы инструмент?

П. Нет, я скорее человек с набором инструментов.

Я. Вы проводник? Вы Харон?

П. Но ведь вы хотите жить? Или все же умереть?

Я. Значит вы скорее Вергилий.

П. А ваша жизнь это ад?

Я. В каком-то смысле. Мы на экскурсии по моему внутреннему аду.

П. И в каком мы сейчас круге?

Я. В первом. В самом глубоком

П. Но ведь у Данте все наоборот? Самый глубокий — последний.

Я. Нет, для меня глубокий — это то, что глубже всего запрятано, закопано. Детство — как то, на что накладываются дальнейшие напластования. И постепенно мы будем всплывать к поверхности. К сегодняшнему дню.

П. У вас были аборты?

Я. Нет. Почему вы вдруг спросили?

П. В первом круге — нерожденные младенцы.

Я. Кажется там были некрещеные. Но в любом случае — нет. У меня их не было.

П. А у вашей мамы?

Я. Да, дважды. Но я не знаю никаких подробностей. Я и о самом-то этом факте знаю лишь по одной реплике, брошенной вскользь 20 лет назад. Так что в ее жизни дети и аборты чередовались.

П. Вы как-то чувствовали это на себе? Тяжелое состояние матери?

Я. Боюсь, что нет. Во всяком случае я не помню этого. Я в этом возрасте, с полутора до 5 лет, была занята тем, что ненавидела садик. И по 8 часов в день хотела домой. На прогулке стояла на свежем воздухе, вцепившись в сетку-рабицу и неотрывно смотрела на свой дом. С удовольствием и часто болела. Дома сидела с бабушкой. Лепила бесконечных зверей из пластилина.

П. А после пяти?

Я. А после пяти начала мучаться от ревности. Потому что львиная доля внимания доставалась отныне не мне, а младшему брату.

…

До сих пор многие считают, что психология и терапия — это какие то бирюльки и беснование с жиру от избытка денежных средств (если бы!) и времени. Звонит мне сегодня близкая подружка.

Н. Как ты?

Я. В целом норм. Простыла. Хожу на терапию

Н. Господи, да еще деньги такие выкидывать

Я. Он помогает мне проводить внутренние раскопки

Н. А ты еще не все про себя знаешь в 40-то лет?

Я. Ну как бы много что знаю. Но счастливой жизни я что-то по-прежнему не наблюдаю.

Н. Ее никто не наблюдает.

Я. Я отчетливо вижу перед собой два типа мужчин — в свитерах с оленями, теплые и уютные, готовые семейной жизнью жить до мирной старости включительно.

Н. Фу тоска какая

Я. Вот именно. И второй вариант — яркие и харизматичные. Но они либо занятые, либо это краткосрочная феерия, а за ней всплывает куча косяков нерешенных в его жизни, которые он вываливает на тебя. И потом — это скорее всего очень жесткие и властные люди, чью деспотичность на хромой кобыле ты не объедешь.

Н. Согласна.

Я. И что нам остается в таком случае?

Н. Продолжать поиски.

Я. До бесконечности? Перебором?

Н. А что тебя смущает? Ты главное не говори каждому последующему сколько было до него. Даже приблизительно, даже в общих чертах. Пусть знают, что у тебя было два замужа и хватит с них.

Я. Да я знаю. Иначе вся их ненависть обрушится мне на голову.

Н. Да. Ненависть и страх. Потому что они будут чувствовать в тебе твою дикую неуемную энергию и это будет пугать их до полусмерти. И чтобы не признаться себе никогда в это страхе — они конвертируют его в гнев. И конечно это гнев будет обращен против тебя. Тебя заклеймят проституткой, если не вслух, то мысленно точно, и будут обращаться с тобой именно как со шлюхой. В самом лучшем случае — как с другом и товарищем. Которому можно все вывалить не стесняясь.