Женское оружие

– А вот так. За то, что замуж в христианское село пошла и сама окрестилась. Вражда меж их родами давно была. Сколько лет уж прошло, а он так и не простил. Говорят, напал в лесу на лисовиновский обоз, вот и потерял все. И сам погиб, и всех мужей, что с ним ушли, там же положил. Они-то сгинули, а ответили за все мы – Корней сотню поднял и Кунье городище разорил. Воины! – зло усмехнулась Плава. – Они воюют, а бабам расхлебывать. Вот и за Славомирову месть сколько народу расплачивается – почитай, одни бабы и детишки. Всех в полон взяли.

– А стариков куда дели? – медленно спросила Аринка, уже со страхом ожидая ответа. Впрочем, хоть тут самого страшного не услышала.

– А не осталось у нас стариков – моровое поветрие всех подчистую вымело. Остались только мужи постарше, которые со Славомиром не пошли – вот они и выжили. Всех в Ратное привели – холопами. Вот так вот: жили – хозяевами себе были, а сейчас та же Загляда боярыней стала, а ее подружки закадычные – холопки на соседнем подворье.

– Загляда? Кто это?

– Ой, да Татьяна – она же крестилась, как вышла замуж за Лавра, за сына Корнеева. Ее снохи – жены… – Плава запнулась, – вдовы ее братьев боярыней ее величают, ластятся к ней – сотник их семью, весь Славомиров род к себе на подворье взял, родней объявил, а их прежние соседи теперь у них же в холопах. Вот так вот, Арина: один старый пень ума лишился, а у скольких семей жизнь поломалась. И у меня – тоже.

– Но вы же сейчас вроде вольные?

– Сейчас – да. Только не все. У меня ведь две дочки было, две… всего полгода назад…

Ох и сильна была повариха духом! Даже лицом не дрогнула, словно окаменела, а у Аринки комок в горле стоял – чувствовала, про страшную беду сейчас услышит. Поняла внезапно – как бы не впервые Плава об этом сейчас вслух будет говорить. От ее рассказа выть хотелось, а та продолжала все так же внешне спокойно, словно рассказывала о чем-то обыденном:

– Старшая в меня была. И повадкой тоже. Хозяин полез к ней под юбку… по праву своему. Не стерпела – в рожу ему вцепилась, жаль, глаз совсем не выцарапала… А по закону, знаешь же, наверное, как с холопами, поднявшими руку на хозяина, поступают? Вот и с ней… И нас смотреть заставили, как Бурей ее кнутом забил да в прорубь скинул. Она у меня красивая была, не хуже вон тебя…

А Рада с тех пор никак от ужаса не отойдет, от мужей и отроков шарахается, боится всех, а пуще того – щелчков кнута не переносит, совсем тогда с ней плохо становится. Хорошо еще здесь мы живем, не там… Да еще лекарка здешняя, Иулия, помогла. Раньше-то Рада даже на улицу боялась выходить, но Иулия ее из страха как-то потихоньку вытягивает. Ее сейчас здесь нет, кабы не ты, уж и не знаю, что делать бы тогда, хоть в Ратное вези… Молода у нас лекарка, совсем еще девчонка, но не проста – некоторые отроки ее больше, чем наставников боятся. Сам Михайла с нее глаз не сводит…

– А как же вы вольными-то стали? – тихонько спросила Аринка. О казненной дочери, поняла, лучше сейчас не заговаривать.

– Как освободились? – Плава невесело усмехнулась. – Михайла и помог, выкупил нас, как узнал, что случилось. Да не просто так, а оружный приехал, чуть не пришиб того гнуса. И Корней Агеич поддержал его. На них я зла не держу – Корней по закону рассудил, не мог он иначе. А потом Роська… видела отрока? – Плава улыбнулась уже по-доброму. – Хороший он парнишка, только уж больно в Христа уверовал… истово. Он Михайлу и упросил нас освободить, потому как сам из холопов. Его Михайла раньше выкупил, окрестил, а уж Роська – нас, вроде как в память о своем освобождении, в благодарность своему Христу. Потом нас сюда определили, в крепость. Жаловаться вроде и не на что – боярыня не обижает, да вот Рада моя… Спасибо тебе еще раз за дочку! – и поклонилась низко.

В тот вечер они долго просидели вдвоем. Аринка свою историю Плаве тоже рассказала. И тоже впервые заговорила про ту боль, что мучила ее со дня смерти родителей. Высказалась, и как будто отпустило ее немного. Они с поварихой не плакались друг другу, не утешали одна другую, даже не искали утешения, но словно две беды свои сложили и разделили, и оттого хоть чуть-чуть, но обеим легче стало. И пусть про Андрея на этот раз не было сказано ни слова, но Аринка об заклад могла побиться – сейчас уже Плава его зверем бессмысленным не назвала бы.

А вот про свою встречу с Простыней, случившуюся в тот же день вскорости после истории с Радой, Аринка Плаве рассказывать не стала. Да и никому вообще. Не из-за самого Простыни, конечно, другое там было. И вот это-то другое ее встревожило не на шутку, так как чувствовала – не кончится на этом, да и она сама не промолчит, но вот как с боярыней о таком поговорить, чтобы та услышала ее и поверила – еще не знала.

Тогда от кухни, торопясь вернуться в девичью, она пошла коротким путем, меж завалов бревен, что возвышались по всему крепостному двору, как телеги на торгу, и недостроенных изб. И, завернув за угол какого-то сруба, наткнулась на очень неприятную картину. Аринка аж передернулась от внезапно нахлынувшего на нее чувства тревоги.